«Не понимаю Дмитрия! Его зятья помогли Тохтамышу взять Москву, поклявшись, что татары никого не тронут, но когда горожане вышли из ворот, те учинили резню, а уж скольких увели в полон – не счесть! Русский невольник на базарах Орды продавался по цене барана… Без Евдокии здесь всяко не обошлось. Правду говорят, ночная кукушка дневную перекукует…» – размышлял Борис Константинович Нижегородский, рассматривая с башни стан противника: разноцветные шатры племянников и московских воевод в окружении шалашей и палаток простых ратников, за которыми на лугу паслись кони под присмотром челяди.

Сил Борис Константинович имел меньше, чем противник, и выходить в поле поостерегся, к тому же старший боярин – друг детства Василий Румянец склонял его уступить, не вынося сор из избы. В душе боярин ненавидел своего государя и благодетеля, но скрывал это. Когда-то в молодости, будучи еще княжичем, тот отобрал у него дворянскую дочь, с которой боярин намеревался обвенчаться, Борис Константинович обрюхатил и бросил ее, а сам взял за себя сестру Ягайло. Впрочем, Румянец не лукавил, говоря:

– Да, сие не по закону и не по совести, но по силе, а у нее есть своя правда… Христианская кровушка, чай, не водица, а вы всё же родственники как-никак! Мочиться против ветра глупо. Покорись судьбе, не бери грех на душу. В Городце ведь сидел прежде, и ничего…

На восьмой день осады, печалясь и скорбя, Борис Константинович отрядил Василия Румянца парламентером к осаждавшим договориться о передаче города и велел домочадцам собирать скарб.

По звуку колокола со звонницы Преображенского собора распахнулись двое городских ворот. Через западные Нижний покидал дядя, а через восточные в него входили племянники. Отъехав от стен на полет стрелы, Борис Константинович обернулся, будто что-то забыл, и прокричал:

– Милые мои родственнички, пророчу вам слезы горькие, которыми вы умоетесь. У Москвы на вас за пазухой уже заготовлен камешек. Дайте только срок! Я и проклинать вас не стану, вы сами обрекли себя на погибель!

– Скатертью дорожка, катись в свой Городец, пока бока не намяли, а то умный шибко! – раздалось в ответ, и Василий Кирдяпа звонко, по-волжски, свистнул так, что в ушах засвербело.

Борьба за Нижний Новгород приостановилась, но не надолго, ей надлежало дойти до своего естественного конца.

Не будем утомлять читателя описанием дороги из Луцка в Москву, заметим только, что все прошло без происшествий. За два с лишним года отсутствия Василия столица княжества отстроилась и следов сожжения ее Тохтамышем почти не осталось. Княжича ждали с тех пор, как сюда докатилось известие о его бегстве. Однако он слишком долго не объявлялся, и мать с отцом были обеспокоены этим.

По случаю возвращения наследника батюшка Дмитрий Иванович закатил пир. За столом на серьезные темы не говорили. Считалось, что сперва «напои, накорми, спать уложи, а потом уж расспрашивай». Наутро Василий дал великому князю полный отчет о своем житье-бытье в Сарай-Берке и бегстве оттуда. Дмитрий Иванович только кивал и улыбался, довольный ловкостью сына, но полюбопытствовал в конце рассказа:

– Почему так долго возвращался, ведь не вокруг света же ехал?

Принято считать, что в средневековье полагали, будто земля плоская и стоит на трех китах, слонах или черепахах, но это не верно. То, что она круглая, знали еще древние египтяне, а уж авторитет латинской церкви Аристотель и подавно. Впрочем, некоторые полагают, что земля плоска, как стол, до сих пор…

Василий поведал о своей задержке в Луцке из-за безденежья и обручении с дочерью Витовта. Последнее оказалось для великого владимирского князя неприятной неожиданностью. Лицо его потемнело и скривилось, будто он укусил кислое яблоко-дичок.