– Да-а-а, – протянул он. – Не повезло тебе, фройнде. Очень не повезло. Ты жизнью ради них рисковал. А они откупились. Императорская фамилия! Какой-то мелочью.

– Но это же тридцать пять золотом, если я правильно считаю по курсу? Это не так и мало. Это трехмесячное жалование профессора в университете.

– Ты прав, ты прав, ты прав, – затараторил Дитер, – и неправ в то же самое время. Тебе негде жить. Снять простецкую квартиру – это уже порядка двухсот рублей будет. За месяц. В пяти минутах от «Дохлого удильщика». С мышами и тараканами. Вижу по твоему лицу, не очень годится такое. Хорошо, давай подумаем.

Он изобразил, что крепко задумался, а я прикинулся, что мне интересен этот разговор. Ведь до сути мы пока что так и не дошли.

– Район более приличный, где проживает большинство людей, у которых есть свое дело во Владимире. Или же профессора Императорского университета там могут жить. Там твоя квартирка встанет уже раза в четыре дороже. И что тогда? Три месяца пожил на такую подачку и все, конец, финита?

– Я не понимаю, к чему ты ведешь. К тому, что денег у меня мало? Это я и так знаю.

– Нет, я веду к тому, что их может стать больше. У нас обоих. Благодаря, – он положил обе ладони на конторскую книгу, – вот этому.

Я посмотрел на потрепанный переплет толстой, форматом примерно А4 книги. Слышал о таких, но не думал, что на желтоватых страницах может скрываться настоящее богатство.

– Не понимаешь, – поджал губы Дитер. – Хорошо, тогда слушай. Маковей Аполлонович Здебкин – ничего себе имечко, да? В мае сего года принял от Дитера Штрауса фон Кляйстера в долг тридцать тысяч ассигнациями на три месяца под десять процентов.

– Годовых? – спросил я, внимательно слушая немца.

– В месяц! – воскликнул ростовщик. – Десять годовых? Эти копейки? Не его случай.

– Значит получается, что он тебе должен сверху девять тысяч.

– Считать не разучился, молодец. Продолжим?

Немец выбрал еще несколько имен. Эти люди брали у него в долг крупные суммы. Долг князя Белосельского в сравнении с названными суммами сразу же казался несущественным.

Проценты тоже разнились. Кому-то Дитер выдавал и под пять процентов, очевидно, что по очень большой дружбе. А некоторые получали деньги, причем немалые, исключительно под пятнадцать процентов в месяц.

Сроки у некоторых уже истекли. У многих подходили к истечению. Но я так предполагал, что список имен состоит из десятков пунктов, если не сотен.

– Так это и есть то самое дело, ради которого ты меня позвал? Выбивать долги из твоих клиентов? – нахмурился я.

– Как ты говоришь, мне аж самому тошно! – бодро воскликнул немец. – Ты прав, многие не хотят платить. Многие думают, что расписка, их подпись в этой книге, не стоит ничего.

– Значит, мне правду говорили, что твои дела не слишком легальны.

– Ты даже не спрашиваешь. Зришь в самый корень. С такими должниками мне не поможет ни полиция, ни суд, ни прокурор – никто. Кроме тебя, – добавил он после театрально растянутой паузы.

– Вот как, – ответил я чуть насмешливо. – Но ведь есть Марк?

– Карл, – поправил меня немец. – Он силен и исполнителен. Но все же лишен харизмы. Люди перед ним дрожат и, понимаешь, могут ошибиться в подсчетах. Дать неправильную сумму или закричать. Случайно разумеется. Не от боли, – как бы невзначай произнес он и по этой фразе я понял, что все дела у немца ведутся исключительно под прикрытием кого-то сверху. Не исключено, что помогал ему сам Коняев, что выписал мне паспорт.

Это могло означать, что в случае провала или неудовольствия со стороны ростовщика, я могу попасть в опалу или меня просто сдадут, как преступника. Риск был очень велик.