– Ну, тебе, конечно, видней, певец соцреализма, – усмехнулся Алик.

– Но я пишу свое, а ты читаешь чужое. Да еще такое пошло-красивое, эти модернизмы, символизмы, акмеизмы… Бредятина!

– Слушай, Игорь, зачем говорить о том, чего тебе не дано понять? Какой регресс, какой упадок! Ни черта не понимаешь, а берешься судить! Да это лучшее время в русской поэзии. Красота Заката! Эти двадцать-тридцать имен – гордость нашей культуры. Они искали выход из тупика, их мир разрушался, а они умели видеть в этом красоту. Это большое искусство. Конечно, если ты понимаешь значение этого слова.

– Господа, господа, – примирительно прозвучал голос Никиты, друга Алика. – Ну что вы, ей-богу, сцепились? Каждому свое. Кто-то любит арбуз, а кто-то свиной хрящик. Давайте лучше выпьем! За русскую поэзию, например. За красоту Заката, господа! Ну не за соцреализм же нам пить!

Вика засмеялась, и все заулыбались. Игорь досадливо поморщился и посмотрел на нее.

– Кстати, Вика, я тут на днях виделся с твоим приятелем из «Детской». Он в унынии. Ты обещала ему сдать окончательный вариант повести в мае и уехала. А здесь я что-то не заметил, чтобы ты работала. Смотри, Викусь, пролетишь с повестью!

Вика подцепила кусочек ананаса, бросила в свой бокал и, посмотрев сквозь стекло на Алика, нараспев прочла:

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо, остро!
Вся я в чем-то парижском! Вся я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Поставила бокал и, протянув руку Алику, сказала:

– Все, господа, желаю хорошо провести время. А мы вас покидаем. Игорь прав, пора за работу. Алик мне поможет вдохновиться. Вдвоем-то уж как-нибудь эту повестушку осилим.

Алик, улыбаясь, взглянул на Игоря и, приобняв Вику за плечи, помахал всем рукой. Игорь проводил их злым взглядом. В такси Алик спросил:

– Ну, зачем ты его злишь?

– А ты зачем переглядываешься с этой актрисулей? Это я из-за нее тебя увела.

– Вик, да ты что? У меня и в мыслях не было!

– Да, да! Знаю я твои грязные мыслишки.

– А ты стихи перевираешь. «Вся я в чем-то парижском…» – передразнил Алик.

– А так лучше. Вся я в чем-то парижском, вдохновляюсь порывно! Вдохновляюсь порывно! Обожаю тебя!

– Врунья! Сказочница! Кто бы тебе верил! – прошептал он, обнимая Вику.

А на следующий день произошла история, которая ускорила их возвращение в Москву. Утро было пасмурным, на пляж не пошли и решили поехать обедать в ресторан «Аул». В горах цвели необычные цветы, в мангалах пылал огонь, пили домашнее вино под мамалыгу и вяленое мясо. Настроение у всех было хорошее, о вчерашней стычке Алика с Игорем никто не вспоминал. Игорь был спокоен, шутил, произносил веселые тосты и на Вику не обращал никакого внимания. В конце обеда, когда пили кофе в крошечных чашечках, Игорь спросил:

– Викусь, ты так увлеклась Северяниным, раньше я у тебя такой тяги к поэзии не замечал. Хочешь, я прочту тебе кое-что интересное?

Вике бы надо было послать его к черту, но она лениво пожала плечами, мол, хочешь, так читай. Игорь затушил сигарету и начал:

Изменить бы! Кому? Ах, не все ли равно!
Предыдущему. Каждому. Ясно.
С кем? И это неважно. На свете одно
Изменяющееся прекрасно.
Одному отдаваясь, мечтать о другом
Неиспробованном, невкушенном,
Незнакомом вчера, кто сегодня знаком
И прикинется завтра влюбленным…
И при этом возлюбленных так обмануть,
Ревность так усыпить в них умело…

Вика с удивлением посмотрела на Игоря и встретила его насмешливый взгляд. И эта издевательская улыбочка! Почему? Что она ему сделала? А он продолжал, и ей захотелось исчезнуть, чтобы не слышать. Голос Игоря дрогнул, и закончил он, четко и зло выговаривая каждое слово: