С полминуты подумала и взволновано заговорила:

– Баба, ты вот что… Вели Прохору, конюху, приготовить мне Гнедую… Пусть кобылу оседлает и отведет за колодец, к березе. А там меня ждет!

– А сколько ждать-то?

– Сколько надо, столько пусть и ждет. Пока не приду – пусть ждет. Хоть всю ночь. Да, потом Марфе скажи, чтобы приготовила мой костюм для верховой езды. Пусть на кровать мне положит и про сапоги не забудет: те старые, в которых я на коне езжу. Да все тихо сделайте, чтоб никто не знал. А ты не помнишь, откуда сваты приехали?

– Говаривали, из соседней губернии. Доченька, а какой такой костюм-то?

– Да рубаха батюшкина, толстая, и его штаны старые, Марфа все знает. Ой, бабушка, хорошо, если я ошиблась. Помолись за меня… Я побежала за стол, утром тебе все расскажу…

Вернулась Евдинья за стол. Гости шумели, веселились, а она улыбалась и молча думы думала: "Как да что проверить-то…"

Спорили да рассуждали и сговорились на том, что свадьбу в доме у невесты сыграют. Потом молодые у жениха на родине повенчаются. Смеркалось на улице, когда сваты в дорогу засобирались. Как говорится – пора и честь знать…

Уехали сваты, а батюшка Евдинью на двор позвал, поговорить: "Как тебе жених?.. Понравилась ли родня будущая?" – расспрашивал дочку хмельной Егор Агапович.

Евдинья сказала, что, вроде бы, все понравилось, но страшновато замуж-то за незнакомого парня выходить…

Глубоко за полночь Евдинья на цыпочках, тихонько, как мышка, по дому пробежала и, когда убедилась, что все спят, проскочила в кухню. С печи прихватила сдобный каравай, завернула его в полотенце и нож самый острый выбрала. С ножом и караваем в руках вернулась в комнату и положила все в суму, которую через плечо надевают. Переоделась в "костюм для верховой езды", суму через плечо перекинула, быстро ноги портянками обмотала, натянула сапоги и бегом к березе, что за колодцем растет.

Прохор прислонился спиной к дереву и заснул. Гнедая кобыла почуяла, что кто-то приближается, недовольно зафыркала, начала на месте топтаться и разбудила конюха.

– Барышня, ты куда же в ночь-то собралась? – полюбопытствовал Прохор, увидев Евдинью.

– Ты беги домой да спать ложись, Прохор. С утра, как спросят что-то про меня, сказывай: ничего не видел. А то, может, я к полудню уже вернусь. Если батюшка строжиться будет, скажи, что я тебе велела кобылу к березе привести и привязать, а меня не ждать и никому ничего не говорить. Скажи, якобы подумал, что я прокатиться решила… Освежиться после сватовства. А что куда и во сколько, знать не знаешь, а то батюшка тебя накажет. Ну, все, беги. Спасибо тебе за помощь… Да еще, Прохор, а сваты в какую сторону поехали? Ты слышал?

Прохор молча махнул рукой в сторону леса. Потом схватил кобылу за узды, чтобы Евдинья не уехала, и спросил:

– Барышня, да ты никак бежать вздумала? От замужества текать?

– Дурень! Да куда мне текать-то? Узнать мне кое-что надобно, но так, чтоб батя не знал, вот и все! Иди уже домой! Да завтра все скажи, как я велела. Ну, прощай, Прохор, некогда мне с тобой больше говорить, – ответила Евдинья; сапогами стукнула лошадь по животу и поскакала по дороге, что вела не в город, а в лес.

Вот уже рассвет, а Евдинья все скакала и усталости не чувствовала. Останавливалась иногда, ложилась на дорогу и слушала: не слышно ли конского топота. Не догнала ли она сватов? Ничего не слышала… Гнедая уже выдохлась совсем, и солнце сильно припекало, стало быть, скоро время к полудню, а сватов все никак не догнать. Евдинья спешилась у моста через реку, Гнедую разнуздала, свела к реке, напоила и отпустила отдохнуть, травку пощипать.