Невольно возникал вопрос: почему ни начальник милиции, ни прокурор, ни первый секретарь обкома не поинтересовались у патологоанатома, на какие средства он затеял строительство? Ответ был очевиден: их жилища были не хуже, а может быть, и лучше, чем у любителя средневековых крепостей.

– Черт с ними! – говорили ребята. – Прокурор и начальник милиции – коррупционеры, к собрату по мздоимству они претензий предъявлять не будут. А Вольский-то куда смотрит? Он ведь не раз объезжал город и должен был поинтересоваться, почему в стране всеобщего равенства одни живут во дворцах, а другие ютятся в лачугах.

Маршрут патрулирования группы Воронова проходил около кладбища, над улицей Зорге. От нечего делать парни бродили по погосту, рассматривали памятники.

Тут было что посмотреть! Это не кладбище в Сибири с покосившимися крестами и металлическими пирамидками с пятиконечной звездой на вершине. Памятники в Степанакерте были из мрамора и гранита, с художественно выгравированными портретами покойных. Памятник на могиле заслуженного энергетика Армянской ССР был метр шириной и два с половиной метра высотой. Центральную часть его занимал портрет усопшего в натуральную величину. За ним по горам шли вышки ЛЭП, над ними летали орлы и проплывали облака. Ночью при свете луны усопший энергетик словно оживал в камне и начинал хмуриться при виде непрошеных гостей. Зрелище не для слабонервных! Тишина, скрип деревьев на ветру и покойник, внимательно наблюдающий за тобой.

На другом примечательном памятнике была изображена целая композиция. На черной мраморной плите гравер изобразил автомобиль УАЗ-468 с государственным номером «74–46». Около УАЗа на коленях стояла плачущая девушка. Рядом с ней лежал бесчувственный мужчина. Эпитафию над головой девушки Воронов запомнил с первого прочтения. «Он был шутлив и весел в кругу своих друзей. Не знал, что обернется та шутка смертью моей». Эпитафия, как и все надписи на памятниках в Степанакерте, была написана на русском языке.

На расспросы о памятнике с автомобилем УАЗ Шабо отвечать отказался, заметил лишь, что надгробие стоило двадцать семь тысяч рублей. В 1989 году на эти деньги можно было купить два автомобиля ВАЗ-2107 и четырнадцать мотоциклов «Восход-3М», а тут – всего одна выгравированная плита! Это какой доход надо было иметь, чтобы целый автопарк на памятник потратить?

Самая дорогая могила на кладбище была у какой-то старушки в центре кладбища. Основанием траурной композиции были гранитные плиты, отшлифованные до зеркального блеска. Над ними возвышалась арочная конструкция с бронзовыми колоколами. Стоило это захоронение 80 тысяч рублей. Со стороны оно казалось памятником, посвященным жертвам землетрясения или павшим в боях воинам.

Огромные частные дома и памятники на могилах за десятки тысяч рублей произвели на дальневосточников неизгладимое впечатление. Реальность, с которой столкнулись слушатели в Степанакерте, с одной стороны, шокировала, с другой – раскрывала глаза. О каком равенстве можно было говорить, когда в одной части страны советские граждане ютились в заводских общежитиях с удобствами на этаже, а в другой – жили в собственных трехэтажных домах с лифтом и летним садом на крыше?

Ни Воронов, ни кто-либо из его однокурсников никогда не видел частные дома размером с административное здание. Никто из хабаровчан и представить не мог, что на зарплату можно заказать могильную плиту стоимостью десять тысяч рублей. Зарплата следователя милиции на первом году службы была 240 рублей. Сколько лет ему надо было копить, чтобы увековечить память усопшего родственника мраморным памятником с выгравированным портретом?