– Вот я и говорю, как увидишь в лесу новую дорогу, по ней и скачи, наверняка в нужное место приведёт.

Тыгдын покинул тронный зал и, аккуратно перебирая копытами, спустился с крыльца. Он оглянулся, удивляясь, как это получилось перемахнуть через высокие ступени, когда влетел во дворец, и не сломать при этом ноги. Потом решил, что в состоянии тревоги и не такое сделаешь и, под понукания ведьмы, поскакал со двора.

На улицах Рубельштадта суетился народ. Ужасная весть облетела не только население столицы, но и всей страны. Люди готовились к войне.

Тыгдын быстро проскакал мимо аккуратненьких деревень, миновал лес и, распугав разбойников, пронёсся через их лагерь. Потом, взрывая копытами песчаное дно, пересёк мелкую речушку, возле которой раньше жил отшельник, и выехал на широкую дорогу. Дорога эта вела мимо двух старых башен к горам.

Нужное место на этот раз находилось у подножья горного хребта, который отделял Иномирье от Забытых Земель.

Жилище отшельника прилепилось прямо к скалам. Это был домик без окон, перекошенный на одну сторону. Запах спиртного витал в воздухе, из двери вырывался белёсый пар – казалось, будто домик неисправимо, хронически пьян. Из соломенной крыши торчала неудержимо клонившаяся влево труба, из которой, не смотря на тёплый день, валил дым.

Внутри кипела работа. А если сказать точнее – в огромном, плотно укупоренном крышкой котле кипела и булькала брада, поставляя белёсый пар в сложное переплетение трубок и шлангов. Самогонный аппарат был любимым детищем старого Амината, его делом, его творчеством, его жизнью, наконец. Старик экспериментировал, методом проб и ошибок создавая такие рецепты вин, какие на выставках всегда бы получали первые места, если бы такие выставки проводились в Иномирье.

Избушка отшельника – отремонтированная в связи с частыми перемещениями, что, кстати, не помогло искоренить перекос, стояла посреди широкой дороги. Амината не спасло даже то, что он прилепил жильё вплотную к горам. Путь к дому волшебника проложили не только со стороны Иномирья. Обитатели Забытых Земель тоже постарались – с той стороны, мимо Последнего Приюта, к горам вымостили широкую дорогу. А горные гномы, подхватив почин, пробили в горах тоннель и установили шлагбаум, сбирая плату со всех, кто желал попасть к отшельнику. Платили исправно, потому, как лезть через перевал никому не хотелось.

Рядом с тоннелем предприимчивый Джулиус установил киоск. Дела шли хорошо и красное лицо владельца питейного заведения, лучшего в Рубельштадте, лоснилось потом и удовольствием. Ещё это лицо было красным и украшенным многочисленными родинками. Глазки светились предвкушением прибыли и постоянным беспокойством. Беспокоился он о своей семье, с которой на некоторое время был разлучён. И беспокойство это было не напрасным – бедняга боялся, что его прекрасная любвеобильная супруга Басенька в его отсутствие родит ещё одного сына, похожего на кого-нибудь из соседей. Толстые, волосатые руки порхали над прилавком, коротенькие пальчики, пересчитывая деньги, мелькали со сверхсветовой скоростью. Подсчитывая прибыль, он испытывал радость, но беспокойство всё равно не отпускало, а воображение рисовало картины одну страшнее другой. Например, что Басенька родит не одного сына, а сразу трёх или четырёх, и все они будут похожи на разных мужчин. Трактирщик был толст, огромный живот едва помещался за прилавком.

Вокруг киоска рогатого простофили жительницы Последнего Приюта устроили торговые ряды, предлагая путникам вяленую рыбу и прочие морские деликатесы. Движение через тоннель было оживлённым, поэтому и Джулиус, и торговки, и гномы зарабатывали хорошо, только успевая пересчитывать сольдики. Вот и сейчас у шлагбаума топтался старый гоблин. Он пытался бесплатно проскочить за него, но бдительные гномы стеной встали на защиту своих интересов, затеяв перебранку с нарушителем.