– Хорошо. Выезжаю.

– Алекс, это очень важно. Диане я уже ничем не помогу. Может, теперь успею.

С этими словами сэр Роджер выбежал из кабинета врача. Ничего не замечая, он сел в машину и на полной скорости выехал со стоянки клиники.

Георг уже пять минут наблюдал за подъехавшей машиной скорой помощи. Врачи на носилках выкатили пациента. Водитель, оставив кабину открытой, флиртовал с молоденькой медсестрой. Увидев несущейся автомобиль сэра Роберта, Георг побежал к машине скорой помощи, вскочил в кабину, и помчался за Бейроном. Георг не знал, куда направляется сэр Роджер, он просто следовал за ним, выбирая удобное для аварии место.

Наконец, с одной стороны дороги показался достаточно глубокий овраг. На максимальной скорости Георг врезался в машину сэра Роджера. Бейрон не справился с управлением, и автомобиль, несколько раз перевернувшись, оказался в овраге. Следом за ним съезжала в овраг и карета скорой помощи. Георг на ходу выпрыгнул из кабины. Последовало очередное столкновение машин уже на дне оврага. От удара обе машины загорелись. Георг с восхищением наблюдал как пламя пожирает автомобиль сэра Роджера и его хозяина.

Приближающийся звук полицейских сирен заставил Георга подняться по склону оврага на трассу. Вдали он увидел аббатство, в которое стремился сэр Роджер. До него оставалось километров двадцать. Георгу захотелось непременно достичь цели Роджера. Желание было настолько велико, что произошло невероятное. Георг в одно мгновение оказался у ворот католического монастыря.

Подъехавшие полицейские увидели только пылающие машины. Никого нигде не было.


19


Генри поместили в одиночную камеру полицейского участка. Опустившись на единственный стул, он вдруг зарыдал. Боль, которая сжимала его сердце, вырвалась наружу. Он любил Элизабет всем своим существом, каждой клеткой. Мозг разрывался от крика: «Почему?»

Постепенно боль сменилась ненавистью, слезы высохли. Лицо Георга всплыло перед его внутренним взором. В нем было нечто странное, что заставляло отвести взгляд. Но Генри заставлял себя пристально всматриваться в это лицо. Наконец, он понял, что глаза Георга не излучали внутреннего света. Они не были холодными или безразличными. Глаза как черные дыры всасывали в себя все окружающее, поглощали свет и энергию.

«И это мой племянник, – в ужасе подумал Генри. – Он не человек, он порождение дьявола».

Вдруг в камере повисла звенящая тишина. Генри почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел черного незнакомца.

– Он мой… И ты станешь моим… – услышал Генри.

– Нет, никогда! – закричал Генри, и незнакомец исчез. – Господи, не допусти, – прошептал он.

Генри ощутил неяркий вибрирующий свет. Света не было, но было его ощущение.

– Вся твоя жизнь – это сто миль до аббатства…

Генри не мог понять, слышит ли он голос наяву, или тот звучит в его голове.

Неожиданно он увидел лицо отца Августина, настоятеля католического монастыря, в котором когда-то он венчался с Элизабет. Появилось непреодолимое желание поговорить с ним, попасть в монастырь. «Господи, помоги, – прокричал мысленно Генри».

Камера исчезла. Теплая волна подхватила и понесла его в просторы неведомого океана. Когда он пришел в себя, то увидел, что стоит посреди монастырского двора.

Не раздумывая, Генри отправился к отцу Августину. Перед дверью его кельи Генри остановился в нерешительности, но дверь приоткрылась сама, и Генри услышал голос настоятеля.

– Заходи, я тебя ждал, Генри.

Генри переступил порог кельи. В полумраке горела лампада у иконы Богородицы. Отец Августин стоял на коленях и молился.

Настоятель поднялся с колен.