– Хорошо. Выезжаю.
– Алекс, это очень важно. Диане я уже ничем не помогу. Может, теперь успею.
С этими словами сэр Роджер выбежал из кабинета врача. Ничего не замечая, он сел в машину и на полной скорости выехал со стоянки клиники.
Георг уже пять минут наблюдал за подъехавшей машиной скорой помощи. Врачи на носилках выкатили пациента. Водитель, оставив кабину открытой, флиртовал с молоденькой медсестрой. Увидев несущейся автомобиль сэра Роберта, Георг побежал к машине скорой помощи, вскочил в кабину, и помчался за Бейроном. Георг не знал, куда направляется сэр Роджер, он просто следовал за ним, выбирая удобное для аварии место.
Наконец, с одной стороны дороги показался достаточно глубокий овраг. На максимальной скорости Георг врезался в машину сэра Роджера. Бейрон не справился с управлением, и автомобиль, несколько раз перевернувшись, оказался в овраге. Следом за ним съезжала в овраг и карета скорой помощи. Георг на ходу выпрыгнул из кабины. Последовало очередное столкновение машин уже на дне оврага. От удара обе машины загорелись. Георг с восхищением наблюдал как пламя пожирает автомобиль сэра Роджера и его хозяина.
Приближающийся звук полицейских сирен заставил Георга подняться по склону оврага на трассу. Вдали он увидел аббатство, в которое стремился сэр Роджер. До него оставалось километров двадцать. Георгу захотелось непременно достичь цели Роджера. Желание было настолько велико, что произошло невероятное. Георг в одно мгновение оказался у ворот католического монастыря.
Подъехавшие полицейские увидели только пылающие машины. Никого нигде не было.
19
Генри поместили в одиночную камеру полицейского участка. Опустившись на единственный стул, он вдруг зарыдал. Боль, которая сжимала его сердце, вырвалась наружу. Он любил Элизабет всем своим существом, каждой клеткой. Мозг разрывался от крика: «Почему?»
Постепенно боль сменилась ненавистью, слезы высохли. Лицо Георга всплыло перед его внутренним взором. В нем было нечто странное, что заставляло отвести взгляд. Но Генри заставлял себя пристально всматриваться в это лицо. Наконец, он понял, что глаза Георга не излучали внутреннего света. Они не были холодными или безразличными. Глаза как черные дыры всасывали в себя все окружающее, поглощали свет и энергию.
«И это мой племянник, – в ужасе подумал Генри. – Он не человек, он порождение дьявола».
Вдруг в камере повисла звенящая тишина. Генри почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел черного незнакомца.
– Он мой… И ты станешь моим… – услышал Генри.
– Нет, никогда! – закричал Генри, и незнакомец исчез. – Господи, не допусти, – прошептал он.
Генри ощутил неяркий вибрирующий свет. Света не было, но было его ощущение.
– Вся твоя жизнь – это сто миль до аббатства…
Генри не мог понять, слышит ли он голос наяву, или тот звучит в его голове.
Неожиданно он увидел лицо отца Августина, настоятеля католического монастыря, в котором когда-то он венчался с Элизабет. Появилось непреодолимое желание поговорить с ним, попасть в монастырь. «Господи, помоги, – прокричал мысленно Генри».
Камера исчезла. Теплая волна подхватила и понесла его в просторы неведомого океана. Когда он пришел в себя, то увидел, что стоит посреди монастырского двора.
Не раздумывая, Генри отправился к отцу Августину. Перед дверью его кельи Генри остановился в нерешительности, но дверь приоткрылась сама, и Генри услышал голос настоятеля.
– Заходи, я тебя ждал, Генри.
Генри переступил порог кельи. В полумраке горела лампада у иконы Богородицы. Отец Августин стоял на коленях и молился.
Настоятель поднялся с колен.