Из кабины управления, увенчанной головой тигра из папье-маше, раздался еле различимый в грохоте музыки отчаянный голос диджея:

– Давай-давай, вертимся-крутимся. Праздник.

Бастьен с некоторой досадой взглянул на дочь:

– Пляж?

– Пляж.

Они пересекли примыкающую к пустынному луна-парку автостоянку, прошли еще несколько метров и оказались на одном из пляжей Кале. Пахнущий йодом воздух, крики чаек, такие непривычные для городского жителя, песок повсюду, насколько хватало глаз, и ощущение солнечного тепла на коже. Это был в точности тот вид с почтовой открытки, который искал Бастьен.

Жад внимательно посмотрела на море, потом перевела взгляд на ярмарку и, наконец, на отца.

– Тебя ничего не смущает?

– У меня уже есть небольшой список.

– Нет, я имею в виду вот что: твое полицейское чутье тебе ничего не подсказывает? Тебе не кажется, что мы находимся в декорациях фильма? Есть все. Абсолютно все. Кроме людей. Никчемная автостоянка, которая могла бы вместить не меньше тысячи машин, безлюдный луна-парк и пустой пляж… в самый разгар июля! Представь, какие зимы нам предстоит провести здесь. Твою мать, но что мы здесь забыли?!

Бастьен в замешательстве пробормотал:

– Не говори «твою мать».

Затем он мысленно постановил, что их прогулка потерпела фиаско, и вернулся к первоначальному заданию: добыть в супермаркете пропитание в вакуумной упаковке. Надо вернуться на Королевскую улицу, пересечь Оружейную площадь по направлению к исторической каланче, гигантской Сторожевой башне с четырьмя часовыми циферблатами, охраняемыми флюгером в виде дракона.

По пути они продолжили разговор.

– С тех пор как мы здесь, у тебя постоянно обеспокоенный вид. Это из-за новой работы? – спросила Жад.

– Нового места службы, а не новой работы. И я прекрасно справлюсь.

– А мама?

– Я надеюсь, здесь все наладится. Надо просто быть к ней повнимательней. И стараться мыслить позитивно.

Где-то вдалеке Бастьен различил слабый, но постоянный сигнал тревоги.

– Типа, когда она пытается освятить дом разбитым стаканом, не говорить ей, что он неправильного цвета?

– Увы, я сообразил уже после того, как сказал…

Инстинктивно он схватил дочь за руку: проходя мимо парка Ришелье, Бастьен понял, что звук был не только непрерывным, но и все более громким. И что он с дочерью идет прямо на него, хотя угроза еще не видна. Бастьен резко остановился, буквально прощупал взглядом окрестности. И непроизвольно, стараясь защитить, заслонил дочь своим телом.

– Папа?

В начале улицы, судя по разносу двигателя, на предельной скорости появился грязный красный автомобиль с разбитым ветровым стеклом и уже сильно вмятыми боками. Колеса на какой-то момент утратили контакт с асфальтом, затем машина вновь обрела устойчивость, набрала скорость – чрезмерную для того, чтобы выполнить круговое движение, – и пересекла перекресток прямо по центру. Тут, ударившись о бордюр, она буквально взлетела и приземлилась точно в автобусную остановку, которая развалилась на куски, словно расстрелянный из винтовки арбуз. Гудок, вероятно вследствие короткого замыкания, продолжал завывать, а потом постепенно заглох, перейдя от пронзительного завывания сперва к низкому, а потом и к полному молчанию. Оторвавшись от металлической арматуры, последний кусок стекла упал на тротуар, и этот звук, как выстрел стартового пистолета, перевел Бастьена в режим «флик».

– Стой на месте и звони пожарным, – приказал он Жад.

Из окон высунулись любопытствующие, а на улице первые зеваки уже снимали происшествие на телефоны. Бастьену с третьей попытки удалось открыть левую переднюю дверцу, и он обнаружил за рулем повисшего на ремне безопасности бездыханного молодого человека с распухшим лицом и в залитой кровью рубашке. Бастьен высвободил его, просунул руки ему под мышки, вытащил из автомобиля и уложил на землю. Веки парня поднялись, но глаза, неспособные сосредоточиться на чем-либо, бессмысленно вращались.