– Если узнают, что брамин тут копыта откинул, предъява будет от Полиса нешуточная!

Король мрачно поглядывал на своего давнего товарища, соглашаясь.

– А насчет Полиса это правильно мыслишь, только где ты видел в Полисе таких оборванцев?

– Так он, небось, сколько по перегонам шлялся, поиздержался по дороге. В карманах пусто. Да и я так думаю: ограбили его тут где-то.

– Главное, не у нас. Только разбираться никто не будет. Вот что… – Сергей Михайлович Корольков выпрямился на стуле. – Надо человечка отправить на Третьяковскую, и пусть он аккуратно расспросит, не оттуда ли взялся брамин. А чтобы лишних в дело не посвящать, парня с поста пошлешь.

– Шнырю лучше, – Роман Евгеньевич не боялся спорить, а общительный Шныря уже был в курсе проблемы. Представить себе Максима в роли засланного шпиона – это ж чистый анекдот! Партизан из него хороший получится, а не шпион.

– Шныря твой – трепло. А Макс там хоть лишнего не расскажет.

– Кстати, почему этого парня на посту держим? Из него бойца давно пора делать, а он сидит в туннеле, как пограничный столб, или дань с торгашей собирает.

– Я тебе тут отчитываться должен?! – снова вспыхнул Король. – Ты ничего не попутал, советчик?

И уже успокоившись, добавил:

– Мы с тобой, прежде всего, как управленцы, должны грамотно использовать то, что имеем. Людей у нас мало, – Роман Евгеньевич оглянулся на дверь, за которой гудела такая толпа, что шум проникал даже в кабинет начальника станции. – Людей, повторяю, мало. А шушеры даже слишком много. Береги людей, Роман, не ломай почем зря. Этот парень хорошо работает, когда понимает, что делает и зачем. Общак и сборы – этим станция живет, это ему понятно. И будет он с лоточников все до последнего патрона собирать. Или выбивать. Потому что пользу видит. И сейчас пойдет на Третьяковку, потому что дело чистое. А грязную работу делать – тут и у твоего Шныри ума хватит. Только не ерзай мне тут на стуле в знак протеста, сидушку протрешь. К твоим блатным даже я боюсь спиной повернуться, а правильные ребята всегда пригодятся. Пользуйся ресурсами с толком, дубина! И зови сюда Макса.

Окончив дежурство в туннеле и сдав сменщику автомат, Макс перед отдыхом решил пройтись по барыгам и собрать мзду на общак, что давно следовало сделать, да все откладывал. Станция проходная, здесь всегда много пришлых и прохожих, полно торгашей, везущих чего-то и куда-то, потому значительная часть станции представляла собой рынок, а скорее просто базар. Но торговали в основном необходимой мелочевкой и, главное, жратвой.

Макс шел по пропахшему едой и одновременно гнильем гулкому от гомона покупателей и крикам зазывал туннелю мимо лотков, где сразу же при клиенте жарилось и парилось разное. Тетка Клава в туго натянутом серо-буром от грязи переднике, уперев левую руку в ребристый, как чугунная батарея, бок, правой рукой ворошила шкворчащие на прогоркшем масле куски крысятины с грибами. Завидев Макса, тут же призывно замахала шумовкой, разбрызгивая кипящий жир на прохожих, запричитала:

– Максимушка, кушать поди хочешь, вона исхудал как! Тебе с собой положить? – улыбнулась во все три зуба – один сверху и два снизу – толстая повариха.

– Не-е, – скривился Макс, – днюху Коляна праздновали… не до еды. Спасибо, теть Клав.

Тетка Клавдия по прозвищу Гермодверь к ним с Серафимой после смерти отца всегда как-то с заботой относилась, накормить-приодеть всегда пыталась. А прозвище такое заработала то ли из-за странно отгнивших зубов, то ли из-за толпы мужиков, через нее прошедших, точно Макс Белявский не знал. Да ему и неважно было. Помня ее добро, Адвокат по возможности и в благодарность то скидку с налога устроит, то и вовсе дани с нее не возьмет, а нагрузит на лишний патрон других барыг, добром нужно платить за добро, и злом вдвойне на зло – это он выучил крепко.