Впереди показалось первое обширное помещение бункера. Грязь, мусор и нечистоты чудовищно перемешивались здесь с полуистлевшими человеческими останками. Скорее это походило на склеп, нежели на убежище. Осторожно перешагивая через белеющие в свете фонаря кости, Глеб продвигался за Тараном, уже пожалев о том, что не вызвался дежурить наверху. Теперь поздно было суетиться. Единственное, чего мальчик желал в ту минуту, – не поддаться тошнотворному страху, как тогда, в подвале больницы… Но спина наставника маячила совсем рядом, и паника отступила.
Продвигаясь вдоль зеленых от плесени стен, отряд продолжал исследование сумрачных катакомб. Еще один зал впереди. Двухъярусные нары, скамьи, раковина умывальника – грибок покрывал все. Плесени с каждым шагом становилось все больше. В мшистых темно-зеленых холмиках на полу еле угадывались останки людей. Ко всему прочему, часть помещений оказалась подтоплена. Протопав по щиколотку в черной маслянистой воде, сталкеры набрели на руины склада. Пустые полки, сгнившие в труху ящики, раскиданные в беспорядке противогазы в мутной воде…
– Что они тут варили?… – Шаман с недоумением разглядывал ржавую буржуйку, на которой покоился закопченный казанок. На полу рядом валялась бляшка от ремня, подошва изрезанного ботинка, спинка распотрошенного кресла…
– Кожу разваривали. – Тарану хватило одного взгляда. – Здесь голод был.
Глеб дернулся от слов наставника. На Московской тоже были голодные времена. И об этом мальчик предпочитал не вспоминать. Когда в пустом желудке ничего, кроме рези, а единственный способ хоть как-то приглушить сжигающее изнутри чувство и обмануть протестующий организм – наглотаться воды, жизнь в такие моменты теряет всякий смысл.
Чем глубже они забирались, тем ужаснее становилась картина.
Убежище оказалось довольно вместительным. И, судя по количеству останков, успело принять в свое чрево довольно много народу. Другое дело, как здесь, на территории завода, в тот роковой день оказалось так много людей? Таран рассказывал, что завод к моменту Катастрофы уже несколько лет как простаивал… Мальчик задумался и в следующий момент, зацепившись за что-то, едва не рухнул на бетонный пол. Луч фонаря высветил еще одного мертвеца. От толчка скелет с тихим позвякиванием развалился на части. Из-под вороха истлевшего тряпья показался угол грязного целлофанового пакета.
Что-то привлекло Глеба в этом свертке. Должно быть, что-то ценное, раз владелец не расставался с этим до самой смерти… Поддавшись любопытству, мальчик осторожно вытянул сверток из груды останков. Книга? Глеб срезал капроновую тесьму, содрал мокрый целлофан… «ЕЖЕДНЕВНИК» – гласила тисненая надпись на истрескавшейся обложке. Пожелтевшие страницы внутри были испещрены убористым почерком. Мальчик на мгновение поднял голову, осмотревшись. Сталкеры разбрелись по убежищу, изредка перебрасываясь короткими фразами. Лучи их фонарей мелькали в коридорах. Воспользовавшись заминкой, Глеб направил свет на рукопись и принялся водить пальцем по ровным строкам:
«…Будь проклят тот день, когда я подписался на эту авантюру. Хотя теперь, анализируя события прошедших лет, даже и не знаю, что было бы лучшим концом – подохнуть наверху, быстро загнувшись от радиации, или все эти годы медленно гнить заживо в десятке метров под землей с кучкой таких же несчастных… Изо дня в день в глаза им смотреть и врать…
А началось с заманчивого предложения Савушки – моего лучшего кореша. Помню, дружили мы крепко – еще со школьной скамьи. Потом дорожки наши разошлись. Окончив военное училище, Петя Савельев на север подался. Что-то с девушкой у него не задалось. Ну и уехал с концами от нее на другой край света.