Мужики замолчали, видимо, думая о том, кто не вернулся. Один из них взялся за бутылку и принялся разливать спирт по кружкам.

– Просил же полегче, – укоризненно проговорил мародер, чувствуя, как в голове разжимается пружина, а боль постепенно уходит.

– Это еще ничего, выветрится быстро, – ответил Ван, отвлекшись от своих мыслей. – Это лучше, чем местная брага. Вот она мозг выносит напрочь, и похмелье с нее жуткое. По первости бывает. Сейчас накатим еще, и легче станет.

Мужики взялись за вновь наполненные кружки.

– А теперь – за жизнь. За то, что держимся, за то, что не сдаемся. Я уверен, мы на планете не единственные. Земля большая, на все города бомб у них не хватит. – Ван на секунду остановился перевести дух, и продолжил: – И за нас с вами, мужики. Мы с вами таскаем товары, жрачку и патроны по убежищам, как сердце кровь по органам гонит. Мы с вами, мужики… Короче, за нас.

Они снова чокнулись, мародер нарочито проигнорировал их, отправив алкоголь в желудок, и попытался встать, опершись обеими ладонями о стол. Клеенка была липкой. Видимо, не так уж часто здесь убирались.

– Ты куда, военный? – спросил Ван, от удивления даже забыв в сжатом в ладони стакане.

Нель внезапно почувствовал, что его несет. Боль в голове исчезла, сменившись ощущением необыкновенной легкости.

«Этот год был тяжелым, но всех нас ждет счастливое будущее, и мы победим».

Зачем нужны все эти пафосные фразы, как в новогоднем обращении президента? Каждый год лидеры мировых держав говорили с экранов телевизоров одно и то же. Есть у кого-нибудь сейчас счастливое будущее? Нель был абсолютно уверен, что нет.

– Ты говоришь так, будто тебе нравится то, что сейчас происходит, – проговорил он, с трудом оторвав взгляд от своих ладоней.

Караванщик встретился взглядом с мародером и почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Такой взгляд просто не мог принадлежать человеку.

– Ты можешь назвать все, что происходит вокруг, жизнью? – зло продолжал Нельсон. – Тебе это нравится? Конкретно то, что люди сами себя загнали под землю? И это… Существование…

– Военный… – На лице торговца было одновременно удивление и страх. – Ты чего, перебрал? Ты чего не сказал, что тебе пить нельзя-то?

– Это не жизнь! – категорично заорал Нельсон и врезал ладонью по столешнице так, что его пустая кружка подпрыгнула. – Не жизнь! Люди не должны так жить, понимаете? У кого из вас есть дети? У кого из ваших знакомых есть дети? Самые сильные люди нашего поколения бесплодны, они отправляются на поверхность, чтобы обеспечить хоть какое-то подобие жизни остальным. Тем, кто предпочел отсидеться за их спинами. Ведь никто из вас не считает, что у него будут дети? Что у него будут здоровые дети?

Бойцы слушали слова мародера и понимали, какими бы они страшными ни были, они правдивы. Самая настоящая реальность.

– И… – Он на мгновение остановился, перевести дух, мотнул головой, отгоняя приступ боли, о которой уже успел забыть, и продолжил: – Мы вырождаемся. Просидите вы здесь сто лет – и что? Даже если фон станет ниже, к тому времени люди разучатся жить на поверхности.

– Но ведь мы живем, – неуверенно проговорил один из караванщиков. – Живем…

– Ты должен помнить, что такое настоящая жизнь. – Нель злобно прищурился, он буквально выплевывал слова. – Даже если тебе тогда было пять лет, должен помнить. Ее тогда считали чем-то самим собой разумеющимся. У нас было все, что нужно для жизни: чистая вода, воздух, еда, небо над головой и люди вокруг. А мы этого абсолютно не ценили. Хотели все больше и большего. Подняться, проползти наверх, подсидеть коллегу, нагрузить подчиненных. Чтобы выставиться перед начальством и получить еще подачку, мечтая, что когда-нибудь наше положение будет выше, чем их… Желая затоптать, отыграться.