– То есть опять никаких зацепок? – неужели я еще на что-то надеялся?

– Нет. Кроме очередной визитки убийцы, ничего.

Аня протянула мне игральную карту, завернутую в прозрачный целлофановый пакет. Червонная дама с нарисованной широкой зубастой улыбкой.

– Личность девушки удалось установить?

– На этот раз да. Дарья Игнатьева. Фаворитка ганзейского купца с Киевской.

– Уже что-то. Ладно, ребята, сворачиваемся. Труп со всеми данными на соседнюю станцию. Утром начнем допрашивать народ, вдруг свидетели обнаружатся. И это… – я на мгновение запнулся. – Известите родных девушки.

– Вам бы, товарищ следователь, на поворотах полегче. Здесь не красная ветка. За подобное и гостинец в лоб схватить можно, – толстозадая жаба в дорогом костюме приторно улыбнулась мне и, не прощаясь, вышла за дверь.

За ней тенью последовал амбал с каменной рожей, чуть прикрытой поцарапанными солнечными очками. К слову, едва протиснувшись в дверной проем широченными плечами. Показушники. В иерархии Ганзы этот хрен – шестерка на побегушках, а гонора на десяток императоров хватит. Торговцы, короли мира, мать их. Жалкие, грязные, тупые корольки… Так, Егор, хватит. Выдыхай.

Я разжал кулаки и стряхнул со стола стружку. Такими темпами все казенные карандаши изведу. Спокойней надо быть, сдержанней. Выдохнув сквозь сжатые зубы, я обессиленно опустился на стул и бездумно уставился на исписанные листы бумаги. Прокрутил в голове недавний допрос.

«– Есть ли у вас информация о родных Игнатьевой?

– Нет у нее родных.

– То есть как?

– А вот так. Я ее на соседней станции подобрал, она в свинарнике работала. Умыл, приодел. Она и рада, не в свином говне копаться, а в дорогущих шмотках ходить да бывших подружек в грязь втаптывать. Ножки раздвигать умела – хоть по ней и не скажешь, а той еще ненасытной сучкой была.

– Подбирайте слова… Мы, в конце концов, о мертвой девушке говорим…

– И что дальше? Тебе ее жалко, следователь? А мне вот больше бабла, в нее вложенного, жаль. В остальном же таких, как она, девочек, готовых трахнуться с любым за хорошую жратву, по метро сотни ходят. Подбирай не хочу…

– Слушай, ты…»

Жестокие, мерзкие, грязные слова никак не хотели выходить из головы. «Таких, как она… готовых». И что самое страшное, этот торгаш прав. Вместе со сказкой в мире умерли и понятия чести, совести, чистоты. Люди превратились даже не в животных – в одноклеточных, ведомых простыми инстинктами: «Жрать, срать, трахаться, спать».

Тихо ругнувшись, я разложил перед собой семь тоненьких папок. С обложек на меня грустными глазами смотрели черно-белые лица девушек. Странно, но у нашего зарисовщика, как бы ни улыбались ему натурщики, всегда получается именно такой взгляд, обреченный и забитый.

Семь девушек. Примерно одного возраста. Похожие, как сестры: мягкие, еще детские черты лица, пухлые губы, большие голубые глаза, пшеничные, чуть вьющиеся волосы. Никак не связанные между собой жизни, имевшие одинаково жестокий, кровавый конец. Одна родом с красной ветки, одна с рыжей, одна с Кольца, одна из Полиса. И еще три девушки так и остались неопознанными. Еще три безымянных трупа в братской могиле метро.

Почему жертвами Чешира стали именно они, в общих чертах понятно. Просто не повезло иметь типаж, за обладательницами которого охотился маньяк. Чеширский кот – так в шутку назвали его ребята из следственной группы, выехавшей на место первого преступления. Виной тому его визитка, игральная карта с нарисованной улыбкой того самого героя из сказки. После третьей жертвы смеяться расхотелось даже самым отчаянным.

Ирония судьбы: я так долго искал сказку в новом мире, и вот нашел. На свою голову.