«Хана экспедиции, – мелькнуло в голове Марины. – Сунули нос, куда не следует».

Пуля ударилась о дверной косяк, грохот выстрела заметался между стенами. Алексеева бросилась бежать. Проскочив несколько пролетов, она прижалась спиной к двери одной из квартир и прислушалась.

У нее получилось. Мутант отвлекся на звук выстрела и пополз к квартире, где укрылись разведчики. Теперь девушка поняла, что пара сантиметров металла для его зубов не помеха. Раздался клацающий звук, скрежет железа, а следом за ним – душераздирающий вопль, который не заглушили даже фильтры противогаза. Пару раз громыхнули выстрелы – и потонули в отчаянных криках. Тварь добралась до своей добычи.

Марина перекинула автомат за спину и побежала, желая успеть до полного восхода солнца. Она мчалась по Мичуринскому проспекту, задыхаясь и оскальзываясь на искореженном асфальте.

Ей снова, снова неслыханно повезло. Теперь – ценой четырех жизней. Разведчики с Киевской проявили ненужное любопытство и должны были умереть. Бункер Гуманитарного института в лице Алексеевой трепетно оберегал свои тайны.

В страшном, исковерканном мире переступать через человеческую жизнь стало обыденным и простым. Когда счет жертв шел на миллионы, один, пять, десять погибших уже не считались трагедией.

И Марина вновь перешагнула через человеческую жизнь. Перешагнула безвозвратно. Она спасла своих товарищей – жителей бункера, – когда отвлекла четверых «философов», но своими собственными руками убила четверых разведчиков.

Алексеева лежала на узкой койке в своем кабинете, тщетно ища себе оправдание. Ей было противно и тошно от самой себя. Нужно было выговориться, кому-нибудь рассказать все то, что ее тревожило, но она не могла. Не имела права. Объяснить смерть разведчиков Ганзы кому-нибудь из своих означало рассказать и о радиации, и о вынужденной и постоянной изоляции бункера. Пошатнуть более-менее благоустроенный быт и веру в светлое будущее. В возрождение цивилизации. Нет. Она не имела права отнимать последнюю надежду у вверенных ей людей.

«Зато имела право отнять жизнь!» – ехидно шептал внутренний голос.

– Нет. Замолчи. Я их не убивала! – выговорила Марина, зажимая уши ладонями. Но разве можно сбежать от самой себя?

«Ты лицемерная, двуличная дрянь, – издевалось подсознание. – Ты говоришь о том, как ценен каждый человек, готова умереть за этот бункер… Но обрекла незнакомых тебе людей на страшную смерть!»

– Я должна была вернуться. Бункер должен жить! Контакты с внешним миром означают смерть! Эпидемию, мор! Мутации! Разведчики влезли не в свое дело. Если бы они отпустили меня, я бы не стала так поступать! – всхлипывала Алексеева, ворочаясь на кровати.

«Оправдывайся-оправдывайся, – шипел голосок в голове. – Ты их убила, позвала монстра, спасая свою шкуру! Они будут являться тебе во сне!»

Марина резко села на кровати, включила свет. И вдруг отчетливо поняла: нет, погубленные разведчики не придут.

В душе будто заскрежетали какие-то невидимые стальные запоры. И словно прочной гермодверью отсекли служебные дела от сентиментальности и сострадания.

– Так должно было быть. Они поставили под угрозу жизнь моего бункера. Я натравила на них тварь. Потому что они представляли опасность для нас всех. Я выбрала единственно возможный вариант! – отчеканила Марина.

И на нее вдруг накатилась страшная усталость, смешанная с безразличием. Алексеева рухнула на кровать и провалилась в сон…

– Потому что это Раменки! Раменки, черт возьми, и по ним жахнули так, что над нами ничего целого не осталось! Ракетный комплекс, МГУ со всеми его секретными разработками… Может, когда все это началось, они думали, что не спасут ни бункер, ни подземный город под Университетом, ни Метро-два! Что нам еще делать на поверхности, что?! Там все давно уже растащено разведчиками, а по городу шастают такие твари, что ты себе и представить не можешь!