– Тимур, очнись! А вы, – он обернулся к спутникам, – отходите к кустам! Там безопаснее!
Послушавшись пастуха, гаскарец бросил барана и, что было мочи, дал деру к гущам. Мусафир уже беспорядочно палил в воздух, стараясь дать отпор навязавшемуся крылатому гостю. То же самое делали и остальные гаскарцы, постепенно подбираясь к зарослям. На некоторое время тварь исчезла из вида.
Растормошив-таки племянника султана, Тагир усадил его на земле и, вытянув пистолет из кобуры, вложил ему в руки.
– Увидишь Зиланта – стреляй! Я сейчас…
Тагир посмотрел в небо. Чисто. Баран, оставленный горе-гаскарцем на самом видном месте, метался по кругу. Ухватившись за ползающую по земле веревку, Тагир подтащил его к себе.
– Ты за небом следишь?! – крикнул он мусафиру.
– А то как же! – воскликнул тот. – Видать, обосралась, тварь! Улетела.
– Дай бог, чтобы так.
Но было не так. Присвистнув, мусафир снова начал палить в небо. Теперь уже по двум тварям…
– Тимур! Не сиди! Вставай! Нужно прятаться!
Племянник султана ничего не слышал. Он, конечно, видел, что одна из тварей уже летела на него, но словно пьяный, пытался не выстрелить, а просто удержать пистолет в руках. Быстро примотав барана веревкой к забору, Тагир кинулся к Тимуру, чтобы прикрыть его. А заодно сумел хоть как-то рассмотреть тварь.
Нет, не Зилант, мифический змей. Да и вообще – не змей. Это была птица. Ну, или, по крайней мере, ее подобие. И она уже распахнула пасть в преддверии очередного захвата, когда Тимур наконец пальнул… себе в ногу.
Сложившись пополам, племянник султана тем самым подставил свою спину под когти твари. А та и рада была воспользоваться удачным моентом – тут же вцепилась в плечи Тимура в тот же миг, когда и Тагир вцепился – в его ноги. А затем он не почувствовал под своими ступнями ничего… Только воздух…
– Тимур, оч-нись, мать твою!
Тагира здорово тряхнуло, но рук он не отцепил. Кровь из разорванных плеч и простреленной ноги Тимура хлестала ему прямо на лицо. Посмотрев вниз, чтобы оценить высоту падения, Тагир как-то быстро отбросил эту идею – теперь нужно было держаться. Провожая взглядом отдаляющуюся землю, он, разве что, успел заметить, как несколько мусафиров выбежали на открытое пространство и палили… по ним, в то время, как вторая птица безропотно ухватилась за барана, вырывая вместе с веревкой и часть старого забора.
«Земля, прощай! В добрый путь!»
Даже при самом удачном раскладе – если бы птица ослабила свою хватку – это не помогло бы: если каким-то чудом и выживешь при падении с такой высоты, наверняка покалечишься так, что… в общем, лучше не выживать…
Птицу удалось рассмотреть только снизу. В том, что это была именно птица, Тагир был уверен и не уверен одновременно. С одной стороны, на это указывали перьевые лохмотья, клочками разбросанные по крыльям. Но птица как будто линяла, а на местах, которые уже оголились, пульсировала гладкая, черная кожа со вздувшимися венами, словно тварь именно сейчас и именно при них принимала новый облик, которым наградила ее природа.
Точное время полета и местность, над которой их с Тимуром несла птица, Тагир не смог бы определить, даже если бы очень захотел. Идея посмотреть вниз не приходила в голову ровно до тех пор, пока макушки деревьев на захлестали его по ногам. Похоже, что птица приближалась к гнезду. Если и был момент что-то предпринять, этот момент наступил.
Нащупав кинжал, Тагир вытащил его из ножен и, что было мочи, обеими руками подтянулся на Тимуре. Сделав еще один рывок, он поравнялся с лицом племянника султана и постарался распознать, жив ли тот. Тимур дышал. Мысленно поблагодарив небеса и сделав еще один рывок, пастух замахнулся свободной рукой и воткнул кинжал в лапу пернатой твари. Потом еще раз, и еще.