– Так, о чем я?

– Об обрядах и храмах, – напомнил Иван.

– Да, вот что странно, когда при социализме закрыли храмы, куда-то подевались и священнослужители. Если веруешь, ты можешь собрать свою паству для моления где угодно – хоть в лесу. Разве для этого обязательно нужно здание с куполами, с позолотой? И сейчас церковь отчаянно бьется за недвижимость.

Тут Дэвид осекся:

– Постой! Ты куда-то не туда направил мои размышления. Мы с тобой должны говорить о сценарии фильма для поддержания Веры. Так вот, для меня сейчас ясно, что на съемки исторической правды клерикалы денег не дадут. Надо искать другой сюжет. Хотя, так хотелось бы снять «Житие протопопа Аввакума». Вот где правда и страсти!

Слева от собеседников возвышался Балтийский дом, рядом Планетарий, а на внушительном здании прямо перед ними зазывала на свои представления надпись «Мюзик-холл». Вдалеке были видны палевые стены Петропавловки. Дэвид остановился.

– В моем детстве никакого «Мюзик-холла» не было, а был мой любимый кинотеатр. Знаете, как назывался?

– Как?

– «Великан». Здесь меня и всосало в кино. Оно стало моей жизнью, моим Богом.

На этих словах Дэвид Розгир снова почувствовал дрожь в коленях, будто шел по канату, натянутому выше «Великана». Он даже запрокинул голову, чтобы не смотреть под ноги и увидел шпиль Петропавловского собора. На венчающем его шаре происходило что-то странное. Обычно одинокий золотистый ангел не реял, как всегда, над городом, а сидел на шаре, свесив ноги. А рядом с ним примостилось еще какое-то ослепительно белое существо с большими крыльями. Они, обнявшись, вроде как, беседовали. Дэвид застыл, не мог отвести взгляда от шпиля до тех пор, пока Иван Безуглофф не ляпнул:

– Ради Бога, давайте, есть.

Дэвид резко сел на скамью.

– Давайте, а то у меня, похоже, из-за пустого желудка начались галлюцинации, а скоро будет и голодный обморок, – ответил он.

Иван открыл контейнеры с едой. Кавказский хлеб с сыром ели молча. Сначала быстро прожевывая, затем лениво и с удовольствием, подставляя лица солнечным лучам и впитывая первое весеннее тепло. Дэвид в детстве, так же, как сейчас, сидел где-то здесь на скамейках, ожидая начала фильма в «Великане», греясь на солнышке. Он с опаской посмотрел на питерского ангела, но там было все так же, как и триста лет назад.

– Померещилось, – подумал Дэвид. – Старею…

Насытившись, продюсер внутренне собрался и продолжил накачивать идеями автора будущего прорелигиозного блокбастера.

– Мне надо, чтобы после этого фильма люди снова пошли в церковь. И верующие и неверующие. Тогда мы увидим, что есть успех. Важно сразу определить жанр, в каком ключе мы будем решать нашу задачу. Это может быть, допустим, притча. Но, сразу скажу, притча энергичная, а не пасторальная. Вызвать у зрителя не умиление, а восторженный экстаз. Притча-экшн, как ни парадоксально звучит.

Дэвид помолчал, собираясь с мыслями, потом снова заговорил, будто размышляя:

– Возьмем некий бойцовский клуб. Бои без правил. Чемпиону, красавцу парню м-м-м, Борису э-э-э, Загайнову, к тому же умному… Не смейся, я тоже дрался на ринге. Так вот, к Борису Загайнову вдруг приходит мысль, именно вдруг, ибо эта мысль может возникнуть от удара ногой по его голове, что ли, мысль снять кино про свои бои. Да, Борис – человек воспитанный, честный, тут надо где-то флеш-бек из его детства, как он нашел и вернул драгоценность хозяину… А главное, он верующий по-настоящему. Снова флеш-бек – спасение от несчастного случая. Ангел вытаскивает его из беды. Борис искренне верит в Бога. И он встречает продюсера, м-м-м, Романа э-э-э, Питкина, которому идея понравилась. Нет, не так. Загайнов вечером возвращается с тренировки, видит, как хулиганы напали на человека, он с ними расправляется, а потерпевший оказывается продюсером Питкиным…