Тогда Иосиф спросил:

– И как вам на вкус вино это светлое?

– Иосиф, оно вкуснее, чем было до этого. А есть еще?

– Сколько угодно, – ответил растерявшийся даже Иосиф. – Пейте, гости.

Удалившись, чтобы, как будто, предаться наслаждениям на брачном ложе, Иосиф с Марией без слов разошлись в разные углы спальной комнаты, и молча, ждали друг от друга первых шагов.

– Я Иосиф. Меня готовили стать царем Иудеи. Но римляне все изменили. Идумеянин Хордос стал властителем. Нас называют плотниками. Мы строители. Царь возвел в Иерушалайме новый Бейт Элохим, превзошедший храм Соломона, гавань искусственную построил в Кесарии с гостиницами, стадионом, амфитеатром и термами. Дворцы он возвел в Иерушалайме и Иерихоне, Сепфорисе и Перее и в Вифарамфте. И даже на вершине горы Мецады он воздвиг два дворца. И много еще другого. Я построил дома Самуэлю, Рахили и многим еще в этом городе. Мы строители, плотники. Только я строю домишки, а этот полукровка – дворцы.

– Я Мария. Меня готовили к дальнейшей жизни, как матери императора. Я подчинилась решению мудрейших нашего народа. Император или претендент на престол, я не знаю, был со мной. Враги наши римляне считают его Богом на земле. Прости, что тебе навязали меня. Это политика.

– Не думай, что я смирился со своим положением. Сила на их стороне. Но мы с тобой просвещенные люди. Тот, которого ты вынашиваешь, будет властителем.

– Кем?

– Царем Иудеи. И не важно, чьего есть он семени. Важно, что сделаю я. Для народа нашего.

Тихий философ Иосиф восстал в эту ночь. Задумал большую игру с народом и властью.

– Не бойся, Мария, я не трону тебя. До времени. Я сам так решил, и царь так сказал.

В месяц ав ожидалось рожденье ребенка. Иосиф, он и до этого был нелюдимым, замкнулся совсем. Он встал, взял семью и направился в Бейт-Лехем. Мария была тяжела и они не успели найти ей приюта достойного.

– В ясли! – повелел престарелый Матфей, мигом поняв, что пришедшая в город незнакомка вот-вот родит.

9-го ава в овечьих яслях ложе соорудили. Все почистили, вымыли, ткань постелили, Марию с сохранностью там уложили дремать. Но недолго она отдыхала. Схватки у нее начались. Удалили всех лишних из дома. Смотрел только крупный баран из просторного стойла, как на Божий волнующий свет выходил самый необыкновенный младенец на свете. И, как ни крепилась, но стонала и выла Мария – тяжелы были роды. Иосиф, держа ее на коленах, испытал ее боль через кожу свою. Повивальные бабки потом удивлялись – как выдержал эти страдания вместе с роженицей.

Но мальчик пробился наружу. И крик его раздается. Такой долгожданный и громкий. Как будто сказал сей младенец: «Вот, здесь я. Явился!». Приняли первенца, а едва дышащую мать уложили удобно. Послед рожденного в будний день по обычаю надлежало сразу предать земле, как залог того, что и сам человек, в нем созревший, со временем возвращен будет в землю. Но только что ставший отцом Иосиф не позволил похоронить это детское место. Странную фразу сказал, ни к кому не обращаясь, послед держа в руке:

– Еще неизвестно, куда возвращен будет, небу или земле.

Потом говорили, что детское место первенца своего Иосиф хранил в сосуде с оливковым маслом.

Хордос шел по подземелью, продолжая обдумывать то, что спать не давало. Много было бессонных ночей, в которые он размышлял, как удержать свое царство от гибели, как уберечь и от римских мечей и от междоусобицы.

– Эти умники в Александрии затеяли дело такое, что если вскроется тайна, может погибнуть мое государство, устои народа и все, что я создал. И тут эти люди неосторожные, их называют волхвами, явились с дарами. Дарами смертельной угрозы. Мне опять принимать непростое решение – жизнь или смерть. Бог мой, опять!