Понятия жизни и организации – неразделимы, и, в сущности, тождественны. Поэтому качественное противоположение живого и мёртвого целесообразнее заменить количественным противоположением более организованного и менее организованного. Нет живой и мёртвой материи, есть материя более или менее организованная; распавшееся общество – мёртвая масса живых индивидуумов[10].

Организация может глубже проникать вещество, в том смысле, что части организма в свою очередь обладают некоторой степенью индивидуальности – организации, или же в его состав могут входить, как части, крупные неорганизованные куски в своей грубой форме. Тогда говорят, что это мёртвые части живого организма, и в этом нет противоречия. Вода в коллоидах плазмы, включения в клетке в виде мельчайших зёрен, межклеточные продукты, волосы и рога, домик аппендикулярии, одежда, дома и орудия человека – один непрерывный ряд. Кто из нас, современников, не видел мёртвый дом (то есть выключенный из организации Человечества) и не знает, как он отличается от живого? Это не метафоры. Весь ряд можно довести до конца, мысленно проанализировать активнейшую протоплазму до составляющих ее белковых молекул или до их радикалов ив конце концов мы найдём мёртвые составные части живого. Живые белки организованы до молекул или даже ещё глубже (регенерирующие Эрлиховские молекулы белка уже организмы), то есть структурные части, из которых слагаются эти белки, представляют, в свою очередь, организмы или индивиды. Зерна, капли, гранулы гомогенного вещества, которые наряду с этим содержит протоплазма, подчинены ее организации, но внутри себя – безличны; они живы, поскольку принадлежат к организму клетки, мертвы внутри себя, живут жизнью лишь внешней и пассивной, как наши машины и наши волосы. Но все части, которые обусловливают постоянство целого и сами обусловлены в своём существовании его внутренней причинностью – входят в организацию, организованы, участвуют в жизни. Тело Человечества – совокупность не только человеческих тел, но и домашних животных, и растений, и машин, и домов, и железных дорог.

Итак, организм состоит из живых и мёртвых частей, из которых первые – обладают, вторые – не обладают внутренней организацией. Поскольку организм бывает составлен из внутренне живых индивидуальных частей, общий вопрос о количественных критериях степени и индивидуальности приобретает некоторый специальный смысл. Для всякой системы вообще мерой ее органичности или индивидуальности является устойчивость отношений, выражающаяся в регулятивной способности. Совокупность устойчивых отношений принимается за специфическую форму данного организма, и все признаки частей и их расположение входят в неё; и если сами части обладают ничтожной индивидуальностью, весь вопрос о степени атипичности целого сосредотачивается на числе постоянных отношений и степени их постоянства. Низкая степень индивидуальности – понятие, бедное содержанием, малопродуктивное, так как оно формулирует сравнительно небольшое количество морфологических и причинных отношений.

Но большинство организмов построены так, что в целом организме мы можем выделить ряд частей, обладающих, в свою очередь, значительной степенью индивидуальности. Организм всегда /в/ большей части своей построен из других, подчинённых организмов (всякое живое существо состоит из др/угих/ живых существ, все живое – всегда коллективно).

Обычно мы имеем дело со сложным целым, каждая часть которого в свою очередь слагается из частей и т. д., и части, или конструктивные единицы каждого порядка, обладают известной долей индивидуальности. Целый организм влияет на части в том смысле, что форма и расположение каждой из них претерпевает регулятивные изменения, ведущие к сохранению специфической формы (то есть типичных отношений) целого. В этом состоит так называемая функциональная гармония Дриша (1, p. 107)