Представляется, что в рамках русского языка наиболее удобной для научного осмысления данного термина будет его трактовка как «политическое явление». Внедрение такого понятия не станет противоречить уже устоявшемуся пониманию политики, поскольку уже давно сложилась традиция рассматривать политику именно как общественное явление, без работы (деятельности) которого жизнь любого социума не может не только слаженно функционировать, но и вообще существовать. Не секрет, что в основе политики как самого интенсивного вида социальной деятельности лежит идеология. Именно она определяет необходимый набор тех или иных ценностей и целей, принимаемых или отвергаемых двумя главными антиподами социальной жизни – властью и оппозицией. Она же заставляет их бороться за политическую власть с целью ее захвата или удержания, чтобы через посредство власти, опираясь на монопольное право распоряжаться ее ресурсами, можно было бы утвердить в обществе необходимые идеалы и вектор дальнейшего социального развития.

Такой методологический прием лингвистической интерпретации вполне согласуется с позицией весьма известных зарубежных аналитиков, решивших заняться изучением смыслового содержания политического. В частности, Шанталь Муфф, прорабатывая эту тему, справедливо отметил, что дистинкция подобного рода не просто открывает новые пути в осмыслении политики как общественного явления. Она также способна предложить два важных подхода: политический и политико-теоретический. Оба подхода позволяют через социально-философское изучение проанализировать специфику политического и понять его сущность, то есть онтологический аспект политики, в рамках которого исследуется все, что имеет отношение к тому, как существует политическая система общества. Причем, подобный подход не исключает возможности значительных расхождений в понимании того, что следует включать в понятие политическое.

Поэтому, выдвигая в отличие от сугубо либеральной трактовки политического, данной Ханной Аренд, как некоего пространства свободы и публичного обсуждения, свое, как представляется, более научное понимание, Ш. Муфф обращает наше внимание на власть как центральную категорию политики. Исходя из этого, он выделяет в политическом в первую очередь пространство власти, а вместе с ним пространство конфликтов и неразрешимых антагонистических противоречий [5]. Именно они, опираясь на политическую теорию, делают через политическую практику сложную социальную систему человеческих взаимоотношений такой, какой она сложилась в глубокой древности на цивилизационно-государственном уровне, и, противоречиво развиваясь, стала тем, чем она является на сегодняшний день.

И если мы видим в политике (помимо всего прочего) необходимый набор практик и соответствующих институтов, ответственных за поддержание порядка выгодного господствующей политической силе или ее противникам в условиях, порождаемых флуктуациями политического, тогда почему об этом политическом нельзя говорить как о политическом явлении? Причем, это явление, отвечая закону единства и борьбы противоположностей, несет в себе обязательный диалектический характер, отражая на теоретическом уровне в первую очередь борьбу систем ценностей и целей, постоянно ведущуюся между властью и оппозицией и реализующуюся в практике политической жизни. Таким образом, если политика представляет собой прикладной характер борьбы за власть, то ее ценностно-целевой аспект попадает в сферу интересов политического (в нашей трактовке – политического явления).

Тогда совершенно не обязательно вслед за А. Хеллером выдвигать публичность в качестве главного критерия политического, поскольку не каждая политическая доктрина или учение, несущие в себе конкретный набор ценностей и целей, могут вписаться в политическое сознание широких слоев общества [6]. Но некоторые из них вполне могут повлиять на изменение развития социальной системы, не став публичными. Скажем, формировавшаяся с XIV в. теория «Москва – Третий Рим», вплоть до 1589 г. совершенно не носила публичный характер. Однако это ей не помешало оправдать объединение великорусских земель вокруг Москвы, отвергнуть участие «рыночных» людей в управлении государством, ориентируя светскую власть в первую очередь на собирание духовных, а не материальных ценностей, и повлиять на утверждение института патриаршества в России.