По поводу «чистых конструкций» необходимо отметить, что «право само по себе ничего не дает, а только санкционирует существующие отношения» [11]. Более того, оно не может развиваться само из себя [8, с. 69]. Вот почему нельзя полагать, будто бы различия между экономическими и юридическими категориями способны привести к тому, что в области экономики будут существовать одни формы собственности, а в области права – другие, в области экономики собственностью будет одно, а в области права – другое. Если говорить о подлинной науке, то она не допускает расхождения между экономикой и правом [14, с. 34–37]. Правовое отношение собственности является формой экономического отношения собственности [23, с. 8–16; 5, с. 5–7; 26, с. 12–16, 131]. Между тем подобное расхождение допускается.
Так, один из санкт-петербургских ученых предложил все общественные отношения в хозяйственной сфере разделить на две основные группы – искусственные и естественные. Одни устанавливаются на основании принятых в обществе правил, закона и носят субъективный характер. Другие являются объективными и невидимы нам без помощи науки. Правовые отношения принадлежат к группе искусственных и формируются под влиянием государства, суда, договоров, обычая. Их характеризует выраженный формализм, в то время как естественные, прежде всего экономические, существуют сами по себе, в «природном» виде, являясь полностью независимыми от нашей воли. Кроме того, утверждается, что область права – это только мизерная часть огромного числа естественных экономических отношений. Регулируемая законом область хозяйства очень мала, и наше заблуждение состоит в том, что мы принимаем ее за всю экономику. Право не должно стремиться менять экономическую жизнь, а должно ей соответствовать [13, с. 35–36]. Как видим, здесь праву отводится пассивная роль, но – самое главное – искажается сущность права собственности и подчеркивается его независимость от экономических отношений собственности.
Понять сущность права собственности без выяснения экономической природы собственности как присвоения невозможно. В конечном счете в категориях и понятиях отражаются объективные закономерности исследуемых явлений. Наука не возникает, пока закономерности остаются нераспознанными. Высокомерное отношение к понятиям весьма остро критиковалось нашими видными цивилистами [6, с. 119–131].
Возникает другой аспект указанной методологической проблемы, ярко проявившийся в двойственной позиции К.И. Скловского. С одной стороны, он утверждает, что «самые главные понятия» в гражданском праве не представляют какой-либо ценности и что важны не они сами, а лишь ведущие к ним пути [20, с. 39]. Не случайно в его фундаментальной работе, посвященной собственности, отсутствует определение понятия собственности. С другой стороны, в этой же работе утверждается, что «любое правовое явление должно быть адекватно высказано, чтобы существовать. То, что не может быть точно высказано, не может быть юридическим образом осуществлено. В этом суть права» [20, с. 114; 18, с. 377–385]. Такое противоречие в позиции автора связано с методологическими просчетами в работе и прежде всего с нигилистическим отношением к основным, фундаментальным понятиям цивилистики.
К большому сожалению, в отечественной юридической литературе наметилась устойчивая тенденция, направленная на размывание традиционного понимания собственности. Подобная позиция основывается на неправильных методологических подходах, допускающих применение института права собственности к нематериальным объектам, ко всем имущественным правам [17, с. 151–163], что можно квалифицировать как правовой идеализм со всеми его негативными последствиями [12, с. 5–12].