В игорном зале Годфри Синклер, как и в прошлый раз, нашел для нас партнеров, и мы вчетвером расселись вокруг небольшого, накрытого сукном стола. Впрочем, на этот раз было не так скучно: по настоянию Холмса мы время от времени вставали, чтобы размять ноги, и, как и другие джентльмены, прохаживались по залу, останавливаясь рядом с другими столами и наблюдая за игрой.
Мы на минутку задержались и у стола, за которым сидели наши «подопечные», и никто в комнате, я в этом убежден, не заметил в выражении наших лиц ничего подозрительного. Искоса взглянув на Холмса, я увидел, что лицо его выражало всего только вежливый интерес. Лишь я, давно и хорошо его знавший, догадывался о его внутреннем напряжении. Холмс был полон с трудом сдерживаемой энергии, точно часовая пружина, взведенная до упора: нервы натянуты, все чувства сосредоточены на тех двоих, что сидели перед нами.
Насколько я мог заметить, в их поведении не было ничего особенного. Полковник Апвуд сидел прямо, почти не двигаясь и не говоря, лишь изредка отпуская шуточки насчет игры. Лишившись короля треф, он провозгласил: «Мой монарх сражен во время битвы!», а когда червовый валет его партнера был бит дамой противника, заявил: «Никогда не верьте женщине!»
Юстас Гонт, как я заметил, не оставил своей привычки нервно теребить галстук или цветок в петлице (на этот раз – красную гвоздику) и все так же беспрерывно шнырял глазами.
Игра оказалась маловыразительной, и вскоре мы двинулись к другому столу. Я увидел, что, как только мы отошли от подозреваемых, напряжение Холмса спало, он заскучал, в глазах его появилась апатия, а худое лицо приобрело чрезвычайно утомленный вид.
Следующие две пятницы прошли по тому же сценарию. Апвуд и его приятель не проигрывали и не выигрывали больших сумм, казалось, игра наскучила даже им, ибо, к невыразимому моему облегчению, оба раза они уходили не позднее половины первого.
Я ожидал, что в следующий раз все будет точно так же, и готовил себя к долгому унылому вечеру за вистом.
Когда мы отправились в своем экипаже в клуб «Нонпарель», Холмс, казалось, тоже пребывал в дурном настроении. Я чувствовал, что он, как и я, перестает верить в успех расследования и что эта еженедельная пытка будет длиться вечно, как в той древнегреческой легенде о человеке, обреченном вкатывать в гору огромный камень, у вершины неизменно срывавшийся вниз[10].
Но лишь только мы вошли в игральный салон, я увидел, как с ним произошла мгновенная и неожиданная перемена. Он вскинул голову, расправил плечи и тихо, торжествующе усмехнулся.
– Думаю, мы скоро станем свидетелями развязки нашего маленького расследования, дружище, – едва слышно проговорил он.
Я проследил за его взглядом и увидел, что Юстас Гонт и полковник Апвуд уже сидят за своим столом в компании двух молодых людей, которые, судя по их раскрасневшимся физиономиям и раскатистым голосам, успели хорошенько набраться в баре на первом этаже.
– Ни дать ни взять ягнята на заклание, – шепотом продолжал Холмс. Тем временем полковник Апвуд сдал карты. – Вот-вот начнется ритуальное оболванивание.
Мы подошли к другому столу и сыграли один роббер в вист с двумя джентльменами, которые часто бывали нашими партнерами, однако не слишком преуспели. Нас занимала игра, идущая в другом конце комнаты, за столом, вокруг которого уже собралась кучка зевак из числа членов клуба. Даже наши соперники стали все чаще поворачивать туда головы; наконец мы, по взаимному согласию, отложили карты и поспешили присоединиться к группе любопытствующих, которых теперь набралось около пятнадцати человек.