– Так давай нацелим на него обе мощи наших восприятий, совокупно. Чья мощь восприятия и убеждения смягчила ради тебя потенциально катастрофически обозленную Валинду, в конце-то концов?

– …И бэ, мне велели об этом не рассказывать, так что я должна сообразить, как рассказать тебе так, чтобы по минимуму нарушить мое обещание не рассказывать и по минимуму причинить вред человеку, которого всё это касается.

– Прозрачно как день. Прозрачно, как этот стакан, Линор.

– Не смахни стакан. Слушь, ты сказал, что здесь отменные стейки, и ты сказал, что страшно голоден, почему бы тебе не сосредоточиться на неминуемом прибытии твоего стейка, который, я так думаю, вот уже и прибывает?

– …

– Суперически, спасибо. Рик, закажем вина?

– Да.

– Какого?

– …

– Какого?

– …

– Наверное, мы попросим бутылку дежурного красного [54], если можно… Ты ребенок. У тебя восприятие и сострадание очень-очень маленького ребенка – иногда.

– Линор, просто я тебя люблю. Ты это знаешь. Всякая частица твоего существа любима всякой частицей моего существа. От мысли о чем-то, что связано с тобой, касается тебя, тревожит тебя, чего я не знаю, у меня кровь из глаз, внутри.

– Любопытный образ. Слушь, ешь свой стейк. Ты сказал, что съел бы лошадь.

– …

– Бьет по цели?

– Моя цель шатается от силы удара. Теперь я настаиваю, чтобы ты мне рассказала.

– …

– Это как-то связано с твоей попыткой дозвониться небезызвестному Шмоуну, пока я в поте лица не давал Валинде навязать мне выбор между ее и твоими услугами, хотя ее нанял сам Част? Может, мне просто пойти и позвонить Шмоуну – не откладывая?

– Он не там. Он не здесь.

– …

– Видимо, он за границей, с моим отцом.

– И чем они заняты?

– Не могу сказать.

– Это то же самое «не могу сказать» или другое?

– Другое.

– Теперь я глубоко уязвлен и разозлен.

– Слушь, а если я просто пообещаю, что расскажу позже, а сейчас не буду, сейчас я буду думать и есть салат? Так пойдет? Я переночую у тебя, я реально этого хочу, хотя и сказала Кэнди, что вечером буду дома, и мы поговорим. Мне реально нужен твой совет. Именно твой, Рик. Просто я должна подумать над тем, что происходит, сама, прямо сейчас, ладно?

– Все очевидно плохо, и это связано с домом престарелых, и при этом никто не умер.

– Ешь свой стейк.

– Я просто…

– Рик, кто это?

– Где?

– Вон там, сидит один, за тем столиком?

– Ты не знаешь, кто это?

– Нет.

– Это Норман Бомбардини. Наш домовладелец и собственник Центра – «Компания Бомбардини», левая глазница, всё такое.

– Большой человек.

– Он такой.

– Гигантский – будет точнее. Почему он рычит и грызет столешницу?

– Боже правый. Насколько я понимаю, а я уяснил это в основном со слов Варшавера в нашем клубе, у Нормана не всё хорошо. Проблемы с женой. Проблемы со здоровьем.

– Судя по виду, ему нужно сбросить вес.

– Думаю, он пытался, периодами, много лет. Интересный человек. Варшавер вечно намекает, что его компания на грани настоящего…

– Бог ты мой.

– Что?

– Гляди, что несет официант.

– Боже правый.

– Нельзя столько съесть.

– Бедный Норман.

– Фу, какая гадость. Мог бы подождать, когда официант поставит тарелку на стол.

– Видимо, он страшно голоден.

– Нельзя быть настолько голодным. Эй, он попытался укусить официанта? Это покушение на укус?

– Освещение, почудилось.

– Он явно нарывается.

– Я его никогда таким не видел.

– Он забрызгал соседние столики. Смотри, женщина приложила салфетку к голове!

– Это точно салфетка? А ей идет.

– Ты ужасен. Гляди, они вынуждены уйти.

– Кажется, они так и так почти доели.

– А я нет. Не буду больше туда смотреть.

– Мудрое решение.

– …

– …

– Но слушать-то мне приходится, да?

– К сожалению, да.

– Боже, ты посмотри, он почти закончил. Сожрал буквально гору еды за каких-то две минуты.