– Ну и где мой латте? – вопрошает она, чуть блеснув глазами.

– Бабуль, ты что, серьезно? – Меня не было всего две недели, а весь дом за это время как будто перевернулся вверх тормашками! – А как насчет чашечки чаю?

– Сейчас я больше предпочитаю латте, – заявляет бабушка, вытягивая шею и внимательно изучая кнопки на панели кофемашины – тысячи три, не меньше. – Хэштег вкуснятина.

– Хэштег… что?

Бабуля выпрямляется в полный рост – хотя ей все равно приходится задирать голову, чтобы посмотреть мне в глаза, – и машет у меня перед носом своим телефоном.

– Какой у тебя ник в сети? Я хочу следить за жизнью своих внучек. Может, у тебя там краш какой-нибудь завелся?

– Во-первых, бабуль, не говори «сеть» и «краш». А во-вторых… – Я крепко обнимаю ее. – Как насчет «доброе утро»? – Вчера я приехала так поздно, что бабушка уже улеглась.

– Доброе утро, Карадайн, – говорит она, отвечая на мои объятия. – Но мне все равно нужен твой ник.

– С каких это пор ты, как ты выразилась, в сети? – изумляюсь я.

– Сьюзанна ее зарегистрировала, – объясняет мама, и в ее голосе мне слышится нотка неодобрения.

– Честное слово, бабуль, у меня нет социальных сетей, – говорю я. – В нашей Академии это не одобряют.

– И правильно, – вставляет мама.

– Но секретный аккаунт-то у тебя есть? – фыркает бабушка.

– Ты, наверное, думаешь сейчас о Сьюзанне, бабушка, – говорит мама. Она зовет бабулю «бабушкой», потому что бабуля не ее мать, а называть ее «Элеанор» ей, наверное, неловко. – Но если ты найдешь тот аккаунт, поделись, пожалуйста.

В воздухе чувствуется некоторое напряжение. Судя по всему, моя сестрица стала причиной некой домашней драмы. Я уже почти преисполняюсь самодовольства, но тут обращаю внимание на синяки под глазами у мамы, и мне становится не по себе.

– Не изводись ты так из-за Сьюзанны, – машет рукой бабушка. – Хэштег пубертат. Я права?

Вопреки всему, я прыскаю от смеха.

– Ну, как дела в школе, Карадайн? – спрашивает мама, запуская приготовление латте для бабушки. Латте! Подумать только… – Как твои отношения с Юной? Налаживаются?

– Э-э… да, конечно.

– Звучит скорее как «нет».

– Да нет же. Все у нас хорошо. Просто сейчас я больше общаюсь с Зуки.

– Зуки? – оживляется бабушка.

Я мысленно хлопаю себя ладонью по лбу. Ну и зачем я упомянула эту говорящую лисицу? Иногда просто ужасно трудно отделить мою школьную жизнь от домашней.

– Гм, ага. Он у нас учится по обмену. Приезжает. Время от времени.

– Я так рада, что у тебя появляются новые друзья, – одобрительно кивает мама.

– Да, их полно, – с ходу вру я и тут же поспешно меняю тему: – Что будем сегодня готовить на ужин? – Я успеваю здорово соскучиться по домашней еде. Нет, конечно, в Академии кормят нормально, но все-таки школьная еда не сравнится с тем, что умеют стряпать мама или бабушка. – Так хочется чего-нибудь вкусненького, мам. Может, пирог с курицей? Или…

Бабушка ласково похлопывает меня по руке.

– Завтра, Карадайн, мы приготовим все, что ты пожелаешь.

– А почему не сегодня?

Бабушка искоса взглядывает на маму, и у меня внутри взвывает тревожная сирена.

– Гм… а что случилось? – спрашиваю я маму.

Кофейная машина издает мелодичный сигнал, но мама его как будто не слышит. Вместо этого она делает глубокий вдох и сообщает:

– Понимаешь, у нас сегодня особенный гость, так что выбор за Сьюзанной…

– Что?! – возмущаюсь я. – Сьюзанна может выбирать ужин в любой день. А для меня это редкий случай! И я… я чуть не умерла!

Мама сдвигает брови.

– Ты? Чуть не умерла?

Ох. Нельзя же рассказывать им про происшествие в большой аудитории.

– Ну… пока добралась сюда, – выворачиваюсь я. – Ехала целую вечность! А до этого две недели питалась только в школьной столовке.