Ты меня не вернёшь.
И бумагою голой,
Зацепившей твой взгляд,
Будет греть тебя холод
Из пустого угла.
2004
«…Где зима – это ложь, а вода – это смерть…»
…Где зима – это ложь, а вода – это смерть,
Ты меня не найдешь.
Там, где душный январь и зеркальные сны,
Ты найдешь лишь печаль.
Там был бархатный еж и забытый конверт,
Не узнавший про нож,
А сейчас – только сталь налетевшей весны
И вернувшихся стай.
Там, где пыльный апрель перекроет пути,
Ты забудешь про цель
Всех железных дорог, увозящих меня
В зарешёченный срок,
Упадешь в акварель – глаз, сказав им «прости
За любви горький хмель» —
Я пойму смысл фраз, что стегают, пьяня:
Я опять одинок…
2002
дом
Е.Х.
Это дом, где вещи бегут, слепя
Отголоском памяти, где, любя,
Застывал на пороге, как тот портрет,
Позабыв отличие «да» от «нет»;
Этот дом простужен, и слышит дверь,
Как из форточки пепел летит на снег,
Как горошины трутся небесных сфер
И как сам качается он во сне —
В нём встречал с тобой не один закат,
Уходил с утра, не проснувшись, в тьму,
И снежинки, злобно сомкнувшись в ряд,
Надо мной кружились, как стаи мух.
Этот дом всё помнит, и он не даст
Мне соврать, сорвав паутину с дней.
Точка зрения верит обману глаз
И красивых фраз, коих нет извне.
Этот дом – как Библия: кроме клятв
(суффикс как в молитве!) не помнит чувств,
Посему причин и условий кляп
Можешь проглотить, пожевав чуть-чуть.
Перейдём же к делу (слепая речь!
Говоря, не видишь, куда идёшь.
За толпою звуков впадаешь в грех
Убаюкать правду и спрятать дождь,
Что, конечно, глупо)! Я помню, что
Я хотел сказать. Эта дверь, постель…
Эти мухи, сферы, порог, пальто…
Это всё сложнее, чем я теперь.
…Я, похоже, сбился.
В кармане брюк
Появилась брешь, и тянуть слова
Всё труднее. Видишь ли, «не люблю»
Не похоже формой на дважды два.
Ибо знак «4» – не тот итог,
За которым прыгают с крыши вниз.
Это тайна всех параллельных строк:
Между ними больше порой, чем в них.
…Утомился думать. Огонь угас.
Что ж, порадуйся мягкости мытых рук!
Не сердись, что мыкаю битый час —
Все слова в молчании ждут разлук.
А без них не выглянуть из «вообще».
Наше время тихо съедает всё.
Тем понятней вечный побег вещей —
Верю я, что время и нас спасёт
От бесед, размолвок, дверей, измен…
Будут только стены лежать пластом,
И о том, как двое боялись стен,
Будет помнить в будущем только дом.
2004
улица
Обмануть доверчивость гнутых улиц
Очень просто – ножиком служит угол.
Я разрежу скверик, где мы, целуясь,
Повторяли жесты киношных кукол.
Заверну на рельсы, поглажу глазом
Тротуары, окна, трамваи, юбки.
Вспомню боль подростка восьмого класса,
Что гадал по текстам: «не любит – любит».
Улыбнусь – и вновь увернусь от детства:
Холод улиц мучает наркоманов.
Но укол о память не даст согреться —
Настоящий миг жжёт своим экраном.
На экране улица, лужи, люди
Проплывают мимо – в своем уме ли
Я держу тебя, если мы не будем
Возвращать всё то, что мы не сумели?
Расходясь лучами от перекрёстка
Мы не смеем угол согреть на градус.
Пифагор доволен: мой катет просто
Не готов разлуки нарушить радость.
Нам не светит сумма лучей-квадратов
(говоря по-русски, простая встреча),
Потому что угол сильней утраты
И уж если режет, увечье вечно.
Лучше стен и улиц излечит время:
Промежутки могут порой кончаться.
Наш урок банальней, чем перемена.
Шар земной разрезан углом на части.
2004
классицизм
забыв о тягости объятий,
сведённых судорогой рук,
не вытравить улыбку б… ди,
такой любимой, и испуг —
лишь отголосок драмы вечной,
прокравшейся через порог,
и твой порок не мной излечен —
и как курок раскрытый рот
целует нежными щелчками —
одним щелчком, но навсегда —
так я беспамятства мелками
рисую нас не без стыда,