Собственное имя, произнесенное мягко и спокойно, прозвучало для ученика, как гром среди ясного неба. Он вздрогнул и сжался, пытаясь слиться со стволом.

– Адир, я вижу тебя. Зачем ты прячешься, будто познал запретный плод?

Ученик еще немного помялся, но, набравшись смелости, вышел из укрытия и неловко засеменил к учителю. Тот сидел на камне перед потухшим уже костром и деловито шевелил посохом тлеющие угли.

– Говори, зачем пришел?

Адир нервно кусал губы, теребил пальцами ткань своего кетонета, то поднимал глаза, то опускал, встречаясь со строгим взглядом учителя… Он никак не мог подобрать слов, чтобы начать, чтобы признаться в своих сомнениях. Сомнениях, на которые ученик не имел права.

– Простите меня, я вернулся, чтобы быть подле вас, не отсылайте меня обратно, – пробормотал Адир себе под нос, пересчитывая песчинки у своих ступней.

Учитель не отвечал. Только шелестели листья смоквы от легкого ветерка.

Адир рухнул на колени, его душили слезы. Он был самым преданным, самым внимательным учеником, а его прогнали, отослали, не объяснив причин.

– Учитель, я верю: ты – машиах! Ты тот, кого послал нам Господь. Ты, а не он! Зачем отослал меня? Может, хотел понять смогу ли я сердцем почувствовать истину? Я смог, учитель! – раздирая кетонент, обдирая о колючки и камешки колени, Адир пополз и остановился лишь тогда, когда почувствовал запах паленой материи. Это он встал коленями на угли, – Когда ты рядом я верю в спасение, я готов сворачивать горы, мне нет иного пути, кроме пути по твоим следам, Учитель!

– Я не машиах, – их лица были на расстоянии ладони друг от друга, но Адир не чувствовал дыхания учителя. Он смотрел в его глаза и видел в них только черную бездну. Не таким был учитель раньше, что-то случилось с ним после встречи с Иешуа и духом Святым. Будто задули они огонь его жизни. – Ты своими глазами видел, что случилось у Ярдена. Видел свет и сияние. Подле Него теперь твое место, не подле меня, – учитель мягко улыбнулся, но глаза его остались безучастны.

– Он пьет вино и ест мясо! Он шляется по праздникам и свадьбам, и ему явно не достает смирения! – Адир поморщился, не от боли, ее он не чувствовал, от омерзения, которое испытывал к беспокойному и вечно радостному Иешуа.

– Ты слишком строг и к нему, и к себе. Нельзя познать Бога, не познав жизнь. Нельзя стать праведником, не познав греха. Легко спастись от того, что тебе неведомо. Сложнее встретить опасность лицом к лицу.

– Но ты же ешь только мед и акрид! И я ни разу не видел тебя на празднике пляшущим или пьяным. – Адир злился, он считал себя правым, а оправдания учителя казались ему нелепыми.

– У каждого свой путь. Б-г выбрал Его, и ты должен ему верить. Господь не велел грустить и страдать, – учитель легонько ткнул Адира посохом в грудь, чтобы тот встал с углей, но ученик не шелохнулся.

– За ним ходят одни лишь жены!

– А ты думал, что машиах пришел только для мужей?

– Но ведь это Ева поддалась искушению! Из-за женщины мы лишились рая!

– Она не кормила праотца яблоком насильно, – улыбка снова тронула губы учителя, и снова в его глазах ничего не отразилось. Он был совсем не здесь, а где-то там, где нет ни буйного ученика, ни углей, ни пустыни…

– Среди его учеников есть даже блудница. Она говорит, что отказалась от ремесла. Но есть ли вера таким, как она? Я не видел ни одной женщины подле тебя! Они приходили – ты не отказывал им в помощи, но никогда не брал в ученики.

– Ты не все знаешь про меня, – очень тихо произнес учитель, и в его глазах впервые за беседу вспыхнул огонек жизни. Вспыхнул и тут же потух. Но Адир счел это признаком лжи. На что еще готов прежде чисты и безгрешный учитель, чтобы оттолкнуть его?