Она добрела до своей комнаты, держась за стену. Лена и Вика, разумеется, не спали – сидели над учебниками.

– И где ты была?

– На занятиях.

– Здорово вас гоняют на втором курсе, – с сочувствием сказала Лена.

– Нас будто мало гоняют, – проворчала Вика. – А что еще будет…

И обе согнули спины над текстовыми модулями, а Сашка легла в постель и потеряла сознание.

Она проснулась рано утром – не позже пяти – оттого, что надо было подниматься и выходить на пробежку. Села на кровати, ничего не соображая, помотала головой и тогда только вспомнила, что обязательных пробежек больше нет, что она учится в институте специальных технологий, что вчера она превратилась в чудовище…

И что Егор оскорблен. Сашка обещала прийти – и не пришла. Он просил впустить его – а она не открыла дверь. И еще была сцена с Женей, ставшая, конечно, достоянием всего общежития.

Посапывали в тяжелом сне соседки. Сашка встала, зажгла настольную лампу и тогда только обнаружила, что ее запястья покрылись чешуей и шея, по всей видимости, тоже.

Она нашла зеркало. Да: розоватая, перламутровая, мягкая, но с каждой минутой все более твердеющая чешуя.

Вытащила из сумки плеер. Хоть бы не сели опять батарейки; поставила диск, полученный вчера от горбуна. Три минуты сидела не двигаясь, пропуская через себя тишину, как губка – горячую воду.

Чешуя превратилась в кожу – грубую, обветрившуюся. Все как обещал Стерх: «Учтите: по утрам возможны рецидивы. Организм во сне, в бессознательном состоянии, станет выходить из-под контроля. Не пугайтесь; я даю вам вот этот диск, он ничего не значит для вашего развития, у него единственное назначение: стабилизировать вас в человеческом теле. Встаете утром, идете в туалет, чистите зубы – слушаете. Даже если чувствуете себя хорошо, все нормально – все равно слушаете. И не надо бояться, Сашенька, самое сложное позади!»

Потерев шею, помассировав запястья, Сашка легла на спину и уставилась в потолок.

Пора подводить итоги. Она вырвалась из «кольца», в которое заключил ее по воле преподавателей Фарит Коженников. Она вернула себе человеческое обличье. Она чувствует себя в общем-то нормально, даже хорошо: сна ни в одном глазу, голова свежая, тело легкое, хоть сейчас выходи на пробежку. Что дальше?

Егор. Сашка обязана загладить свою невольную вину. Должна объяснить, что случилось. Хотя…

Сашка несильно прикусила язык.

Если Егор узнает, что Сашка слушала его «Давай поженимся», как заевшую пластинку…

И ничего ему не сказала о повторяющемся дне…

Но ведь он и не спросил! Костя заметил, что творится неладное, а Егор…

Егору было не до того. Ему надо было собраться, сосредоточиться перед этими словами: «Давай поженимся»… Или он их так сказал, без подготовки? Что называется, ляпнул?

Совершенно ясно было одно: если Егор узнает, что позавчерашний день был для Сашки всего лишь дублем, одним из многих повторяющихся дней, – он почувствует себя таким дураком, что никакие хорошие отношения под этим прессом не выживут. Значит, надо молчать. Надо попросить Костю, чтобы молчал тоже… Это в его интересах…

Сашка глубоко вздохнула. Опустила веки. Прислушалась к своему телу: вроде бы все нормально; немножко хочется есть. Вот руки, вот пальцы на ногах… можно ими пошевелить… вот кровать…

Сашка широко раскрыла глаза.

Кровать стала частью ее тела. Почесывался матрас, который давно пора было выстирать. Железные ножки ощущали линолеум, на ощупь он казался мягким и даже теплым. Сашка сглотнула; несколько метров пола под кроватью тоже сделалась частью ее тела. Грубоватой, не очень чистой. Но зато просторной и твердой. Все более, более просторной…