«Ну и приснится же!» – он до сих пор не мог поверить в недействительность страшной грезы, настолько ярким, рельефным было увиденное по ту сторону яви. Поражала реалистичность кошмара. Все, вплоть до мелочей, цвета, запахов, тактильных ощущений, было настолько убедительным (он до сих пор ощущал на себе липкий, холодно-отстраненный взгляд алого монстра), что легче было поверить, будто спит он именно в данную минуту.

Неспроста это. В народе говорят, что подобные сновидения несут некий смысл, порой даже влияют на судьбу.

«Да в преисподнюю этот бред!» – Лопес встряхнулся, постарался взять себя в руки. – «Я образованный человек, в конце концов. Не идти же с этой проблемой к толкователю снов. Да и какая тут проблема? Так, нервишки пошаливают. Работать надо меньше, да и чего-нибудь седативного попринимать не помешало бы».

Нервная система стремительно возвращалась в уравновешенное состояние. Нырнув босыми ногами в стоптанные тапочки, похихикивая над своими ночными страхами, уже порядком успокоенный Фаусто пошлепал на кухню, варить утренний кофе.

Распахнув окно, он улыбнулся просыпающейся столице. Тихий, спокойный Асунсьон6 сонно нежился под приветливым майским солнцем. Скромные старые двухэтажные кварталы колониального стиля, укутанные буйной тропической растительностью, казалось, пребывали в вечной дреме. Прихлебывая крепкий эспрессо, Лопес любовался своим любимым парком площади Свободы, занимавшим целый квартал (под тенистой сенью этих зарослей он любил иногда сыграть партийку-другую в шахматы с местными пенсионерами). Вдали, из-за зеленого растительного занавеса выглядывал мраморный купол Национального Пантеона Героев – главной достопримечательности города.

Настроение делало стремительный вираж вверх. Он улыбнулся. Сегодня суббота, впереди выходные. Прекрасная погода. Поздняя осень7 – его любимое время года. Еще достаточно тепло, но уже почти исчезли злые назойливые тучи москитов, доводящие до исступления жителей столицы в жаркие времена. К тому же самый благодатный сезон для его страстного увлечения – рыбалки.

Закончив завтрак, Фаусто, не торопясь, стараясь ничего не забыть, собрал снасти (ничего съестного, на обед будет только то, что даст природа), и вприпрыжку спустившись по лестнице, вышел на улицу Оливы. Давний знакомый, престарелый бродяга гуарани8, ряженый в национальную одежду, поклонился ему в приветствии, не прекращая музицировать на тростниковой флейте. У ног нищего тульей вверх лежала видавшая виды засаленная фетровая шляпа с жалкой горсткой медяков на дне.

Лопес кивнул в ответ, стыдливо бросил монетку и, сгорбившись, влез в свой видавший виды Фольксваген «Жук».

Возясь с зажиганием автомобиля, он уныло размышлял о несправедливых перипетиях человеческой истории. Увы, Парагвай – далеко не единственное государство американского континента, где представители коренного населения прозябают на обочине жизни.

Старенькое авто наконец затарахтело. Он ехал по неброской малолюдной улице Оливы, любуясь тихими родными кварталами, где он провел всю свою жизнь. Да, провинциальный Асунсьон разительно отличается от шумных многомиллионных человеческих муравейников, таких, как Сан-Пауло или Буэнос-Айрес, даром, что столица. Но это его город, его исток, со своим ненавязчивым экзотическим очарованием, и, откровенно говоря, он, Фаусто Лопес, не был против закончить свой жизненный путь там, где и родился. Конечно, хотелось бы, чтобы это произошло попозже.

Путь к реке был недолог. Через несколько кварталов он свернул налево, на улицу Хусто Пастор Кандия. Еще несколько минут и – вот она, красавица Рио-Паргвай