– Типа Божественной известности и признания – его Таланта? – Понял Джон. – Даже так… меркантильно?

– Искусство вечно. – Сказал я. – Особенно ценно для тех, кто живет долго. А Богини, по крайней мере, многие из них – не просто так красавицы все, словно Эталон. Их такими видят смертные, и они этим пользуются. И любая из картин, да даже набросков, при просмотре – становится ее Алтарем, и передает Веру той, кто на ней изображен. Я чую, через Астрал, что и у вас есть нечто подобное… Он кого-то уже рисовал, из Богинь? – Запутал их я.

– Всех наших, а один портрет висит и у нас в… спальне. – Покраснела Луиза, но я понял, чей, и кто его повесил. Викин, Джон. Все.

– Это Артефакт, и он… надо! – Буркнул тот, но уже я прекратил возможный скандал:

– Все, Время вышло.

А про себя подумал:

«Тяжело ему будет выбирать… Я-то их Истинный Облик знаю, обеих. Но посмотрим, посмотрим…»

– Я согласен. – Прозвучал ответ.

Лохид потел. Пыжился, оценивал показанное со всех сторон… но не мог решиться.

Обе Богини были для него Прекрасны. Как и та, которая ему повстречалась там, в том мире. Его Душа не хотела Судить, а хотела Рисовать. Творить. И потому светилась ярче обычного, но все же вспоминала и Викторию Петрову. И сравнивала. Оценивала. Взвешивала… Мучилась, короче!

– Такой юный, и уже занятый. Вот же повезло Машке. – Сказала Лилит, как и Ллос, представ в Истинном Обличье только, и только для Лохида. Здесь и сейчас – только для него одного.

Абсолютное неглиже ничего не могло скрыть, и они обе, словно сговорившись, принялись «набивать себе цену», позируя все откровеннее и откровеннее, не стесняясь ничего и никого.

– Хочешь, можешь трогать. Кусать, мять… да даже взять нас тут, чтобы оценить и «внутреннюю» красоту. – Подогрела обстановку Ллос. – Я в этом плане не уступаю Демону Похоти, поверь.

– А я – Богине Боли. Хочешь же, я вижу…

Лохид не мог врать, да и не хотел:

– Хочу, но… вы – заняты. Обе. И так же обе – видны мне, не как стоящие рядом с Мужчиной, а с другими Женщинами. Суккуба и Суккуба, и Дроу – с Дроу. Неестественно-красиво… но – приелось. Надо что-то необычное, редкое, такое, что вас, таких похожих – точно помогает определить, кто есть кто… Кто-то, кто вас знает лучше вас самих, и может подсказать… Точно! Муза! Я знаю, кто мне поможет… – И он просто подумал…

– Ну, нам обеим это крыть точно нечем. – В унисон сказали обе Богини, и склонили головы в жесте покорности.

Ведь на самом деле вдохновение Лохиду приходило чаще ночью, когда он смотрел в глубины космоса… Смотрел в Пустоту. Или видел только Тьму его снов. И их Мать – Бездну.

И их Мать услышала его Зов…

– Оп-па, как далеко все зашло у него, однако… – Раздался рядом еще один, явно Женский, голос. – Привет, Художник. Чую от тебя запах моего хорошего знакомого, да и он сам тут же, но не это важно сейчас. Открой глаза, посмотри заодно и на меня, Бездну… снова. Ведь это я стала их прообразом, когда мы с мужем Творили эти миры. Моя Красота – их Эталон, и так можно их и сравнить. Я одета, если что. Мало ли, приревнует кто… Открой, открой… не бойся.

И Лохид открыл. И замер. И – не смог не промолчать:

– Беременная… вот Идеал! Даже Бездна может носить в себе Жизнь!!! Мне надо холст, срочно! Душу продам – дайте холст!!!

– Да надо она нам, занято уже… – Посмеялись все три Богини, но холст перед Лохидом появился, и он принялся сразу рисовать, забывшись напрочь. Тем, чем под руку попалось – Светом, маной, и даже потом и кровью.

– Душу вкладывает в каждую картину, потому и Художник. Пусть творит, потом посмотрим, как прилетим. – Она повернулась к Лилит с Ллос. – Аллен мне все рассказал. И с Ллос мы как раз вот только что и разговаривали. Я ее простила, но с Поста не сняла. Боль, как и у тебя Похоть, Лилит – остается ее вотчиной Сил. Смерть Аллен на себя и забрал, освободив и меня немного, заодно.