Выделяя, как мы это делали вначале, один эмпирический момент для анализа, мы должны были иметь дело с ним только в порядке восприятия или природы, не отличаясь от порядка возникновения или генезиса. В нашем поле зрения не было точки, из которой можно было бы оглянуться на него или посмотреть на него вперед. Мы, анализирующие его, были (по предположению) единственными зрителями, и, конечно, мы должны были абстрагироваться от всего, что могло быть привнесено нашим собственным отношением к нему. Но с добавлением второго эмпирического момента к analysandum делается шаг очень большой важности. Мы уже видели, предполагая математическое деление времени, что память в действительности вовлечена в единственный эмпирический настоящий момент опыта. Но теперь память входит в опыт явно и эмпирически. Не то чтобы она даже сейчас была признана под этим именем. Мы еще не получили представления о ней; но факт, на котором основано представление о памяти, теперь реально переживается. Запомненный момент с положительным эмпирическим содержанием, нота С, теперь воспринимается как часть содержания актуального опыта, последовательности С D. D этой последовательности, когда мы действительно слышим D, мы фактически не слышим, а вспоминаем С. Весь опыт, таким образом, разделяется на две части, первую и вторую; и все же здесь нет никакого нового, никакого второго акта сознания или восприятия, а лишь продолжение того же самого акта, которым было восприятие ноты С. Продолжение восприятия сопровождается дифференциацией содержания С на две ноты, С и D, первую и вторую, первую – в памяти, вторую – непосредственно в настоящем.

Следует заметить, что я говорю о памяти только в ее низшем понимании, в смысле сохранения настоящего, а не припоминания прошлого опыта. К памяти в этом последнем смысле, которая является собственно памятью, мы придем в свое время; и тогда обнаружим, если я не ошибаюсь, что проблема, которую она представляет, существенно упрощается благодаря предыдущему анализу.

Ибо не будет лишним заметить, что память в ее существенной характеристике, а именно, сохранение прошлого в настоящем моменте, как теперь было показано, занимает свое место среди конечных фактов опыта, будучи вовлеченной в простейшие случаи восприятия, для которых, по сути, она является лишь другим названием. Память, короче говоря, занимает свое место среди конечных данных опыта, когда мы начинаем просто анализировать явления. Если же мы начнем наши исследования с предположения, что субъектом опыта является некая нематериальная душа или разум, или даже самосознательное «Я», то нам будет трудно, если не сказать неразрешимо, объяснить, как такой субъект может сохранять или вспоминать прошлый, то есть ныне несуществующий опыт, если только, действительно, мы не постулируем в предполагаемом Субъекте особую способность именно для этой цели, способность, интуитивно воспринимающую прошлый опыт и только прошлый опыт, что, по сути, означало бы отказ от попытки объяснить феномены, замаскировав отказ фразой.17

Осталось упомянуть самое важное обстоятельство, связанное с этой дифференциацией содержания. Оно заключается в следующем. Было показано, что, слыша D, мы сохраняем или все еще помним C. Это придает C совершенно иной характер, чем тот, который он имел, когда просто был услышан, и тот, который все еще имеет D. Теперь оно становится объектом, а также содержанием сознания или опыта. В момент сознания, фактически занятый D, содержится воспоминание о C, то есть восприятие C как предшествовавшего D, а значит, как прошлого, по отношению к D как настоящему. Как объект, D – прошлое, но восприятие его как объекта – настоящее. Это восприятие С называется репрезентацией, в отличие от представления, каким является наше нынешнее восприятие D.