Почтенный и многоопытный старец снова задумался. Первоначальная интуиция уже не казалась ему столь блестящей. Новое соображение было таким: «Чтобы не бояться нищеты, нужно не считать ее проблемой. Ты свободен от страха бедности лишь в том случае, если такая жизненная коллизия, как бедность, для тебя несущественна. Другими словами, если бедности для тебя нет. Нет прежде всего не где-то вовне, а в твоем внутреннем мире – как чего-то, что тебя определяет. И, кстати, даже если ты окажешься в нищете, но при этом нищеты как явления не будет в твоем сознании, ты в ней не задержишься. А если и задержишься, так только сугубо внешним, непринципиальным образом. И это не будет тебя тревожить.

В общем, – подвел он итог вслух, – тебе нужно понять, что бедность – это вообще не проблема. Да и не существует ее, этой твоей бедности. Бедность – это условность, выдумка, на которой вообще не нужно зацикливаться».

Посетитель благодарно поклонился и готов был уже выйти. Но остановился: «Простите ради Бога, но чтобы закрепить в моей голове понимание, поясните, пожалуйста, свой тезис о том, что бедности не существует, еще раз». Рассудительный старец на секунду почувствовал гнев, но, быстро с ним справившись, удовлетворил просьбу пришедшего. Тем более что он любил это дело – порассуждать. Однако мало того, что пояснения, судя по всему, не действовали на посетителя, – сам мудрец под конец своих рассуждений уже сомневался том, что нет никакой бедности.

(На всякий случай: философский отказ считать бедность проблемой и невнимание к проблеме бедности как социального феномена со стороны, скажем, властей – совершенно разные вещи.)

В общем, так и не удалось мудрому старцу помочь несчастному. Но дело даже не в том, что тот так и не смог убедиться: бедность – не проблема. Убедиться в этом нельзя. Свободный от страха бедности – это вовсе не тот, кто знает или понимает, что бедность – не проблема. Да, бедность не проблема, но чтобы соответствовать тому, что это – так, не нужно этого знать или понимать.

Если бедность не представляет собой проблемы совершенно, то ее нет, она – ничто. Разжимаешь ладони, где должна была скрываться бедность (концепт бедности), а там – пусто, ничего нет. Нет никакой бедности, чтобы знать, что она – не проблема или что ее – нет. В свою очередь, в знании (мысли) о том, что она не представляет собой проблемы, бедность имеется. А раз имеется, то непременно и представляет собой проблему. И будет представлять, какие доказательства ее непроблемности ни приведи.

Про то, чего не существует и не может существовать, не нужно знать, что оно над тобой не властно. Если человек настолько сосредоточен на другом, что теоретическая или реальная перспектива личной бедности не находит в нем никакого отклика, то информация об отсутствии такой проблемы, как бедность, его только смутит или позабавит. В свою очередь, во внутреннем мире носителя такой информации проблема бедности, наоборот, будет тем, на чем он сосредоточен.

Знание про то, чего нет (и не должно быть), что его не существует, представляет собой псевдознание. Соответственно, понимание, что бедность – это несущественный и даже несуществующий аспект бытия, ни в коей мере не может стать избавлением от страха перед бедностью. Потому что это не понимание, а его рефлексивная имитация.

Для того, кто не страшится бедности, такой проблемы, как бедность, нет настолько, что он даже не знает о том, что нет такой проблемы. В этом-то и проявляется ее, этой проблемы, отсутствие. Он не знает об этой проблеме ничего – в этом и выражается его над ней победа. Допустим, вы сделали открытие: бедность – не проблема. И записали это в дневник. Однако ежели вам однажды будет ниспослано перестать бояться бедности, вы, перелистывая свои заметки, первым подивитесь нелепости собственного открытия: «Бедность не проблема? О чем, черт побери, речь?» И выбросите дневник, испещренный подобного рода «прозрениями».