Но если «человечность» – лишь часть сущности, то «человек» есть полная, целостная сущность, абстрагированная по типу abstractio totius. С технической стороны ее отличие от абстракции формы заключается в том, что в данном случае не производится операция отсечения, praecisio. Например, хотя сущность «человек» берется в отвлечении от индивидуальной материи, она имплицитно и неразличимо подразумевает ее. Сущность, взятая по способу абстракции целого, неразличимо и подспудно заключает в себе все то, что имеется в индивидуальном сущем[162]. В принципе она обладает потенциальной способностью предицироваться в отношении одного или многого. Но картина сложнее, «ибо сущность, понятая таким образом, может рассматриваться двумя способами»[163]. Во-первых, это способ абсолютного рассмотрения, при котором мы усматриваем в сущности только то, что принадлежит к ней как к природе вещи, вне зависимости от индивидуальных вариантов ее осуществления, но и не в отсечении ни от одного из них (в терминах Боэция, рассматриваем ее как то, «что есть»: quod est). Это сущность = природа данного сущего как таковая, безотносительно к ее способности сказываться об одном или многом, то есть безотносительно к ratio universalitatis. Понятая таким образом сущность обладает двойственным бытием: с одной стороны, в актуально существующих единичных вещах, с другой стороны – в познающей душе. В единичных сущих она принимает индивидуальные характеристики от той конкретной материи, в которой реализуется, и поэтому становится неделимой и несообщаемой; как существующая в душе, она принимает свойства единства и в то же время сообщаемости многому, характеристики вида и рода. И это – второй способ рассмотрения сущности, абстрагированной как целое: ее рассмотрение cum ratione universalitatis, вкупе со способностью сказываться о единичном или многом[164].

Отметим три момента в учении Фомы. Во-первых, в обоих видах абстракции – абстракции формы и абстракции целого – термины «форма» и «целое» определяют не сам акт абстрагирования, а его объект. Во-вторых, оба вида абстракции (и тем более отделение, separatio) имеют экзистенциальную основу, определяясь в конечном счете наличием или отсутствием сущностной связи вещей и элементов вещей в самой действительности[165]. В-третьих, praecisio (отсечение) служит у Фомы процедурой, позволяющей изолированно рассматривать части целостной сущности: форму независимо от материи или акцидентальные признаки независимо от субстанции. Наличие praecisio отличает абстракцию формы от абстракции целого.

Учение Фомы было переосмыслено его комментатором Каэтаном (Томмазо де Вио, 1469–1534). Каэтан говорит о двух типах абстракции[166]: формальной и универсальной (abstractio formalis, abstractio to talis). Сходство терминологии Каэтана с терминологией Фомы лишь маскирует различие существа дела. Универсальная абстракция мыслится как абстракция всякого общего от подчиненного ему частного и характерна для всех умозрительных наук; формальная абстракция составляет ratio formalis sub qua, то есть формальное основание, их предмета: «Формальное основание объекта как такового, или sub qua, есть конкретная нематериальность, или конкретный способ абстрагирования и определения: помимо всякой материи в метафизике, вкупе с одной только умопостигаемой материей в математике, вкупе с чувственной, но не единичной, материей в естественной философии»[167]. Теперь определения «formalis» и «totalis» характеризуют уже не объект абстрагирования (либо элементы сущности, либо сущность в целом), а его способ; при этом операция абстрагирования утрачивает экзистенциальную основу: напротив, она сама становится формальным основанием конституирования соответствующих объектов познания.