Рано! Баурджин с остервенением передернул плечами. Рано хоронить напарника. Пока еще хоть немного светло, пока есть хоть какая-то надежда… а даже если и нету… Рыть! Рыть! Рыть!

И юноша вновь зарылся в песок. Даже не почувствовал, как кто-то, неслышно подойдя сзади, похлопал его по плечу…

– Хорошо копаешь! Что, клад нашел?

Баурджин оглянулся:

– Кэзгерул!!! Друг! Так ты не здесь прятался?

– Там, – улыбаясь, махнул рукой Кэзгерул. – Вон, между сопками.

– Но следы твои ведут из пустыни…

– Так я и был там. Тебя искал. Честно сказать – надоело рыть.

Парни обнялись и расхохотались. Даже расплакались – и Дубов с удивлением чувствовал, как текут по щекам слезы. Да, что касается эмоций, навыков, отношения к миру и душевных порывов – тут, безусловно, лидировал парнишка-кочевник, ну а когда приходила пора поразмыслить, подумать, порассуждать – в дело вступал умудренный опытом ум генерала.

Бродяг-скотокрадов искать больше не стали – те давно ускакали либо, что более верно, сгинули, засыпанные горячим песком. Рассудив таким образом, парни махнули на похищенных баранов рукой и, прибавив ходу, поехали к пастбищу. Следовало поторапливаться – вокруг быстро темнело, и черные тени сопок накрыли тропинку так плотно, что не ясно было, куда и ехать.

– Успеем, – осмотревшись, заявил Кэзгерул. – Пастбище-то вон, за той сопкой.

Баурджин улыбнулся – он тоже узнал знакомые места. И даже решил пошутить… ну это уж точно – Дубов!

– Слушай-ка, Кэзгерул, дружище! А давай над нашими посмеемся.

– Посмеемся? – Напарник поднял брови. – Признаться, Баурджин, ты меня все больше удивляешь в последнее время.

Юноша самодовольно хмыкнул:

– Не только тебя.

– Ишь, шутник какой выискался. А что ты предлагаешь? – В темно-голубых глазах парня заплясали веселые искорки.

– А прикинемся разбойниками! Ну, теми, скотокрадами… Подъедем, налетим, напугаем. Скажем, баранов давайте, лошадей, а то самих в рабство угоним, продадим уйгурам! Ух, и повеселимся, а?

– Давай, – азартно кивнул Кэзгерул. – Интересно будет на них поглядеть, на обоих. Хотя… Они ведь нас сразу узнают.

– Не узнают, – подмигнув, заверил Баурджин. – Мы ведь замаскируемся. Да и стемнеет скоро.

Порешив так, дали шенкелей лошадям и понеслись к сопке.

Вот она, юность! Вот он, молодой задор! Еще недавно, казалось, умирали в тисках горячих песков, и думалось, что если доведется выбраться, то не скоро еще оправятся от пережитого. А поди ж ты, только в себя пришли, так давай уже шутки шутить.

– Да им и самим понравится, – кричал на скаку Баурджин. – Вот увидишь, потом по всему кочевью рассказывать будут, как мы их разыграли!

– А ты ори, ори больше, – смеясь, предупредил напарник. – Чтоб услышали!

– Ничего, не услышат, далеконько еще.

Подскакав к самому пастбищу, парни спешились и, пустив лошадей к табуну, спрятались за оградой овечьего кошта. В синем небе, прямо над головой, лампочками загорались звезды, пахло конским навозом и овечьей шерстью. Вечер был тих и прозрачен, даже не верилось, что еще совсем недавно здесь бушевала песчаная буря. Впрочем, не здесь, ближе к пустыне. Нет, и тут хрустел под ногами песочек. Тоненьким таким слоем.

– Тсс! – обернувшись, зашипел Баурджин. – Вон они!

У самого шатра горел небольшой костер – видать, сторожа не поленились полазать по сопкам, насобирать хвороста и теперь вовсю наслаждались приятным вечерним отдыхом. Булькая, кипел подвешенный над костром котелок с брошенными в него пахучими травами, от запаха которых у обоих шутников потекли слюни. Кругом стояла такая тишь, такое спокойствие, что прямо-таки тянуло к задушевной беседе. Чем сторожа сейчас и занимались.