Я вспомнил группу подростков в столовой и вздохнул. Всё же я оказался прав.
«Они просто перепутали, Липка,» сказал я. «Решили, что со мной происходит что-то вроде Лотореи травли. Тогда и правда запрещается слишком часто разговаривать с Выбраным.»
«А почему?» влезла Олеся.
«Правила такие. Лоторея травли – она же для того, чтобы люди запомнили – от непонимания может быть больно. Поэтому положено, чтоб Выбраному в такой Лоторее говорили разные грубости и кроме этого с ним почти не общались. Чтоб он понял, запомнил, и чувствами со всеми потом поделился. Твоя сестра и её друзья как раз совсем недавно через такую Лоторею проходили. Вот и перепутали.»
«А с Искупителем, значит, не так?» заинтересованно спросила какая-то девочка. По голосу я её не узнал, лица в темноте не разглядел, поэтому так и не понял, кто.
«Не так,» согласился я.
«А зачем это вообще нужно?» спросил кто-то ещё.
Как ответить на этот вопрос, я по-прежнему не представлял. Поэтому попросил собеседника задать его чуть более развёрнуто. Просто чтоб выиграть ещё несколько минут на размышления, как не раз делал раньше. Но результат меня поразил.
«Ну как же!» удивился паренёк. «Ты же нам рассказывал о Лотореях! Говорил, это просто опыт, который люди переживают, чтобы помнить о плохих вещах и не делать их больше. Но они понятные. Лоторея боли – чтоб никто не подумал других обидеть. Лоторея травли – чтоб честно с друг другом общаться, никого не унижать. Лоторея голода – чтоб люди уважали труд тех, кто готовит и растит еду, не портили её зря. Все Лотореи – чтобы помнить о чём-то, что раньше было или иногда случается, но мы ведём себя так, чтобы не было. А Искупление зачем? Чтоб войны не было? Но её ведь у нас и так не было никогда. Даже слова такого нет, Старым пользуемся. Зачем нам помнить о том, чего нет?»
«Правильно!» поддержал вдруг говорившего Вадька. «О войне же в книжках написано, и фильмы есть. Оттуда можно понять, кто победил и проиграл. А как побеждать и проигрывать, отлично можно научиться, играя в командах. В футбол, например. Зачем целый месяц забивать ненужной Лотореей, если так было бы проще и веселее?»
И тут я понял, как ответить и объяснить то, над чем и сам ломал голову в последнее время.
«Вы оба немножко правы, ребята,» сказал я. «На Поселении войны и правда никогда не было. Но человечество существовало и до Поселения, на Старой Земле. И там война была, раз про неё – совершенно точно, Вадя – книжки и фильмы есть. А вот… что такое война?»
«Это когда люди дрались друг с другом, как звери,» заучено сказал кто-то из темноты.
«Правильно,» согласился я. «И вот этого мы уже не понимаем, ведь так? Ну как же можно было драться как звери, если там и на той, и на той стороне люди? Почему не поговорить и не договориться, как люди?» ребята согласно кивнули. «А я сейчас объясню, почему. Только сначала ответьте мне на один вопрос. Вот мы на Поселении держим разных животных. Вы когда-нибудь пробовали договориться с собакой или коровой?»
Ребята рассмеялись.
«Как же с коровой договоришься? Она же не думает!» весело ткнула меня в рёбра Олеська.
«А с собакой можно,» поддержал Глеб, «но только о чём-то простом. Некоторые животные умнее других, но всё равно не очень умные.»
«Вот именно,» кивнул я. «А теперь представьте, что кто-то о вас думает, как о собаках или коровах. Но хочет, чтобы вы сделали что-то так, как ему надо. Будет такой человек с вами договариваться?»
«На-верное нет…» неуверенно сказал кто-то. «Он же не думает, что мы можем понять.»
«А вам понравится, если в вами будут „договариваться“, как с собаками, а не с людьми?»