Винсент взглянул на Майкла.
– Это правда?
Тот безвольно кивнул головой.
– Да, настоящий персидский ковер. Хельмут его купил на барахолке пару лет назад.
– Вот видите, предполагаемая картина убийства на лицо, – окончательно добил американца комиссар Готье, – так что молитесь Богу, чтобы кровь была свежая.
– И как долго нам ходить под этим дамокловым мечом? – не выдержал Майкл.
– Этого у нас во Франции не знает никто. Наша страна не из тех, где спешат, так что, извините, придется помучиться. На этом все, вы пока свободны, – детектив сделал особый упор на «пока». – Я имею ввиду вас, Майкл. Рекомендую быть всегда на связи. Мой телефон у вас есть, если куда едете, то будьте добры – перезвоните. Ваш у меня тоже имеется, если что, я вас вызову, а может…
Он недоговорил, но о чем он хотел сказать, оба гостя поняли без слов. Майкл с понурой головой вышел из кабинета. Винсент по-дружески обнял его за плечи. Глядя им вслед, комиссар Готье усмехнулся сквозь свисающие усы и потянулся за пачкой сигарет.
Шла третья неделя после злополучной несостоявшейся встречи. Несмотря на то, что считается – время лечит, а проблемы имеют свойство рассасываться, это был, совсем не тот случай. Майклу казалось, что пружина, наоборот, все сильнее сжимается, момент истины приближается, а его беспомощность лишь усугубляет наступление конца. От напряжения он перестал толком спать, скинул несколько килограммов веса, забросил дела, и лишь количество пустых пачек из-под сигарет неуклонно росло у него на подоконнике. Поэтому, когда в очередной раз они встретились с Винсентом, под робкой весенней тенью платанов бульвара Сен-Мартен, последний моментально почувствовал, что все плохо. Свернув в сторону улицы Ланкри, они дошли до Шато д`О и, сделав поворот, уже приближались к площади Республики. Все это время Майкл на вопросы друга отвечал односложно, никуда заходить не хотел, и даже чашечка кофе «о'ле» его не прельщала. В конце концов, француз не выдержал:
– Слушай, янки. Может, у вас в Америке и принято ходить молча по улицам, но для Франции это нонсенс.
Такое обращение на Майкла подействовало. «Янки» его Винсент еще не называл.
– Я, конечно, здесь пока еще в гостях, но зачем же так?
– А как ты хотел? Только янки может отказаться от чашки кофе, проходя мимо настоящего парижского бистро. А ну давай, выкладывай, что у тебя там?
– Меня мучает неопределенность. С одной стороны, я понимаю, что нахожусь под колпаком у вашей, – он сделал ударение на «вашей», – полиции, а с другой, меня грызут сомнения иного рода.
– Какого?
Майкл замялся, но взглянув на решительно настроенного Винсента, продолжил:
– Имел ли я право утаивать существенную информацию от Готье, если дал слово никому не говорить.
– Ты про Альпенбург? Я заметил, как ты замялся.
– Нет, про карту Альпенбурга.
– Карту? – Винсент остановился. – Ты знаешь про какую-то карту и мне об этом ни слова?
– Я обещал…
– И что это за карта?
– На ней нанесена точка, где находится объект.
Француз смерил американца презрительным взглядом.
– Может, ты утаил от меня и что собой представляет этот объект? – брезгливо спросил он. – А на самом деле знаешь намного больше? Тогда тебя должна мучить совесть в первую очередь передо мной.
– А перед комиссаром не должна? – с надеждой спросил Майкл.
– Да забудь ты про него! Пусть и дальше курит и строит версии. Лучше давай, выкладывай подробности. Карта какая?
– Обычная, топографическая, которую носят с собой альпинисты. На ней написано «Окрестности Альпенбурга». В одном месте на ней стоит значок. Маленький.
– А какой он формы?
– Просто квадратик, заштрихованный от руки. Миллиметров пять на пять.