– Извините, что разбудил. Можно поинтересоваться?

Я обернулся. Оказалось, лицо за стеклом не было остатками снов. Рядом с моей «Нивой» стоял высокий широкоплечий мужчина, как показалось, в темно-зеленом джинсовом плаще… или пальто.

– Да? – Я хлопал ресницами и дышал, дышал, будто похмелялся.

– Как вы здесь оказались?

– Сам не знаю, заблудился. А где я?

– И давно тут стоите? – отчего-то не ответил на вопрос мужчина. Обойдя машину, он оперся на капот. Рыжеволосый, темноглазый… Какой яркий типаж!

– С вечера. – Я практически воткнулся ногами в землю, в небо головой и начал соображать. – Машина заглохла, я и заснул. Не подскажете, как на шоссе выбраться?

И мы одновременно посмотрели на колеса, утопшие в подсыхающей грязи.

– Я ехал к это… к этим… Ну, где у художников домики, там у друга участок, – зачем-то зачастил я, словно оправдываясь. – Отдохнуть недельку-другую. Я писатель…

«Хорошо хоть про климакс не начал исповедоваться!» – с отчаянной злостью на самого себя подумал я и почувствовал, как сильно проголодался.

Четкие, напряженные черты лица мужчины вдруг смягчились, даже складка меж бровей разгладилась.

– Знаете что, – с дружелюбной улыбкой произнес он, – здесь рядом есть поселок, я там живу и могу проводить вас. Сами видите, машину пока не вытащить. Отдохнете, перекусите, потом придем с подмогой. Как идея?

– Великолепная!

А что я мог сказать? Мне было решительно всё равно куда идти, тем более что к рыжеволосому незнакомцу я отчего-то сразу проникся безоговорочным доверием и симпатией, что тоже списал на разболтанные нервы.

Я забрал вещи, закрыл машину и направился следом за ним. Руки по-прежнему хотелось вымыть… Неужели это и есть нервное расстройство? В последствии мне станет казаться, что в комнате есть кошка и она вот-вот прыгнет мне на спину? Во рту стояла противная сухая горечь, видать, возлияния в одиночестве и с Дондерфером не прошли бесследно для моей многострадальной печени. Казалось, мог бы напиться из любой лужи…

По высыхающей дорожке, сужавшейся в извилистую тропку, я шел следом за рыжеволосым типажом, рассеянно рассматривая его широкую спину. И заметил, что грубая зеленая ткань странно топорщится, из чего сделал вывод, что у незнакомца, должно быть, какая-то серьезная травма спины или врожденное увечье, хотя на обычный горб вроде не походило. Потом моё внимание переключилось на его ноги, вернее, обувь – оригинальные башмаки-мокасины, сплетенные из множества тончайших мягких ремешков светло-бежевого цвета. Судя по всему, обувь была наимягчайшей и удобнейшей, что не могло не вызвать законного чувства зависти у меня, вечно страдающего от мозолей, усталости и судорог.

– Извините, – откашлялся я, поравнявшись с ним, – обувь у вас уж больно замечательная. Привезли откуда-то, или местные умельцы сделали?

– Местные, – с улыбкой ответил он.

– И дорого берут?

– Да нет, для хорошего человека и просто так сделать могут.

– Что вы говорите? – Душа неуклюже подпрыгнула от радости, она, бедолага, тоже порядочно настрадалась от моих ног. – Можно и мне заказать? Заплачу, сколько потребуется! У меня, видите ли, вечная проблема с обувью.

– Конечно, но на это дня три уйдет – не меньше.

– Да я и не тороплюсь никуда. Хотел в поселке художников сидеть, так какая разница где? У вас тут, как посмотрю, природа замечательная. – Мимо проплыл громадный кизиловый куст, полыхающий переспевающими ягодами. Голод очень ободрял на созерцание кустов плодоносящих. – Где-нибудь можно в вашем местечке остановиться на недельку-другую? Я, понимаете ли, писатель…

– Конечно можно! Хотите – прямо у меня и живите. Дом большой, а народу только я да жена с сынишкой.