Званый вечер у Фрейдов, среди гостей Ирма. Фрейд упрекает ее: «Если у тебя есть еще боли, то в этом виновата только ты сама». Она отвечает, что боли ужасные. Он, опасаясь, что мог не заметить органическое заболевание, смотрит ей горло и видит «справа большое белое пятно, а немного поодаль странный нарост, похожий на носовую раковину». Сновидец зовет доктора М., обследовать Ирму. В этом принимают участие также Отто и Леопольд (еще одни коллега и друг). Последний обнаруживает «притупление» в легком и «инфильтрацию в левом плече». Доктор М. говорит: «Несомненно, это инфекция. Но ничего, у нее будет дизентерия, и яд выделится…». Все понимают, откуда инфекция: Отто впрыснул ей препарат пропила… «Такой инъекции нельзя делать легкомысленно… Вероятно, и шприц был не совсем чист».

Слева Йозеф Брейер. Справа его книга в соавторстве с Фрейдом «Исследование истерии» (1895)

Я не буду излагать бесконечно длинное толкование Фрейдом этого. Достаточно будет сказать, что аналитик сводит свой сон к следующему: «Сновидение осуществляет несколько желаний, проявившихся во мне благодаря событиям последнего вечера… Результат сновидения: я неповинен в продолжающейся болезни Ирмы». Тут надо обратить внимание на исходный тезис теории Фрейда: сновидения – это осуществление желаний. В данном случае доктор желает быть неповинным в продолжающейся болезни Ирмы. Правда, из того, что он говорит в своем толковании, не совсем ясно: а что уж такого он сделал, чтобы оправдываться. Но если знать скрытый Фрейдом контекст, станет ясно, что чувство вины таки небеспричинно.

За Ирмой, в горле которой сновидец увидел «носовую раковину», скрывается Эмма Экштейн (вообще, в Ирме слито несколько женщин, но нас сейчас интересует только одна), которую Фрейд послал к своему другу Вильгельму Флиссу проверить нос. О, эти носы! У самого Фрейда в то время с носом тоже было что-то не то (как, впрочем, и с сердцем), какой-то странный гнойный ринит, который можно было остановить только перназальным приемом кокаина. К этому веществу у него и вообще был давний интерес, его первая монография (1885) была посвящена именно коке. Сам он наркоманом не был, но охотно рекомендовал кокаин в качестве лекарства. Один его пациент даже умер, сделав себе инъекцию кокаина (который Фрейд прописал не для уколов, но бедняга был морфинист).

Слева Зигмунд Фрейд и Вильгельм Флисс, справа Эмма Экштейн

Что же касается доктора Флисса, то у него отношение к носу было отнюдь не только отоларингологическое, скорее, невротическое (некоторые объясняют это реакцией на «judennase», популярные тогда антисемитские карикатуры). Флисс был просто повернут на носе. Считал, например, что нос соответствует женскому половому органу, и думал, что многие недуги идут от проблем с носом. Чтобы избавиться от мигреней, которые его преследовали, сделал себе на носу несколько хирургических операций. Фрейд в связи с этим писал ему: «Ты что, хочешь на моих глазах весь превратиться в гной? К черту все эти операции». И все же послал Эмму к Флиссу, который сделал ей операцию (кстати, заодно и Фрейду прижег носовые пазухи). Через короткое время нос Эммы стал страшно гноиться. Фрейд испугался, вызвал врача, и тот обнаружил у Эммы в носу какую-то ниточку. Потянул и – вытащил из носовой полости дамы 50 сантиметров бинта. Флисс просто забыл его в носу пациентки. Бывает. Особенно, если ты увлечен и считаешь нос женскими гениталиями. Оставленный там полуметровый бинт можно, пожалуй, считать (чувствую себя фрейдистом) мужским половым х – м.

После этого случая Эмма осталась слегка изуродованной. Фрейд, конечно, понимал, что Флисс не совсем прав, но старался его успокоить: «В своих мыслях я уже смирился с тем, что бессилен был помочь этой бедняжке, и ругаю себя за то, что втянул тебя в эту историю, закончившуюся для тебя столь плачевно». Старался замять скандал, чтобы никто не мог обвинить друга Вильгельма в профнепригодности.