– Хорошо, – сказала Мила Сергеевна. Глупо было разыгрывать энтузиазм. С другой стороны, принимая в расчет то, с чего она начала утро, к обеду грех было на что-нибудь жаловаться. Она неплохо устроилась. – Как скажешь, Вацлав.

– Вот и чудненько. – Он хлопнул в ладоши, в третий раз, вызывая секретаря.

Через час они покинули особняк в ярко красном «БМВ» Бонифацкого. Ехать пришлось втроем.

Едва Мила и Бонифацкий устроились в салоне, отделанном бурой кожей, как в гараже появился Филимонов. Прошелся вдоль машины вразвалочку и нырнул на заднее сидение. Обернувшись, Мила увидела десантный вариант автомата Калашникова со складывающимся прикладом. Резервная обойма была прикреплена к вставленному в автомат магазину при помощи скоча. Мила подумала, что это та самая лента, которой ей вязали руки и ноги. И вздрогнула. Филя положил оружие на колени.

– Теперь порядок. Поехали.

Мила украдкой покосилась на Боника, но его лицо осталось непроницаемым. Как хорошая ширма в раздевалке.

«Кто здесь парадом командует?» – спросила у себя Мила. От ответов веяло холодком. Она закусила губу.

Как только они выехали на улицу, стоявший у ворот «Опель Фронтера» пристроился сзади. Сначала Мила предположила, что они спускаются в центр Ялты, но, чуть позже сообразила, что ошиблась.

– Мы едем за город?

– Много чирикаешь, пташка, – предупредил Шрам. Боник пропустил это замечание мимо ушей.

Вскоре они очутились на трассе, соединяющей Ялту с Алуштой. Когда мимо промелькнул белый дорожный щит с надписью Ялта, перечеркнутой жирной красной чертой, Мила Сергеевна, скосив глаза, посмотрела на указатель километража и запомнила эту цифру. Солнце стояло в зените и припекало, день обещал быть не по-мартовски жарким. Слева над автострадой, защищенной от оползней и камнепадов высоким бетонным бордюром, нависала каменистая Ялтинская Яйла. Отвесные бело-серые стены горного кряжа уходили в самое небо, но сегодня явно не дотягивались до него. Бирюзовый купол поднимался на неизмеримо большую высоту. Такую, в сравнении с которой нагромождения величественных скал казались не более чем ступенькой лестницы у подножия телебашни. Справа автостраду окаймляли верхушки вечнозеленых крымских растений. Сами деревья росли значительно ниже уровнем. Местность круто спускалась к морю.

– Мы что, в Никитский ботанический сад едем? – отважилась спросить госпожа Кларчук. Боник даже не повернул головы. Зато среагировал Филимонов:

– Я же предупреждал, ты дохрена варнякаешь…

– Извини, – пролепетала Мила. Вацлав Збигневович притворился глухим. Вскоре кавалькада снизила скорость. Бонифацкий включил правый «поворотник». Машины свернули в узкую асфальтированную дорогу, идущую под большим уклоном. Мила снова исподтишка посмотрела на спидометр. Теперь она знала, на каком километре трассы находится поворот. Немного, но, в ее теперешнем положении не следовало пренебрегать ни одной соломинкой.

Еще Мила заметила запрещающий проезд знак, обожаемый отечественными гаишниками. Немного дальше торчал прямоугольный фанерный плакат, жирными печатными буквами сообщавший:

Поверх плаката какой-то шутник дорисовал фаллос с мошонкой. Мила подумала, что при переложении с языка иероглифов изображение стилизованного фаллоса очень удачно символизирует то, что получили трудящиеся вместо «общенародной здравницы» у моря в результате так называемых демократических реформ. Пока госпожа Кларчук размышляла над этим, Бонифацкий спокойно въехал под «кирпич», и они очутились в можжевеловой роще.