Со вчерашнего дня надзирательницы неожиданно притихли. Нас, на удивление, отпустили из цеха после обеда и заставили драить территорию. Пополз слух, что ожидается приезд комиссии. По рассказам старожилов, обычно проверяющие осматривают организованные к их появлению "потёмкинские деревни" и уезжают. Ничего другого мы не ждём и на сей раз.

Заключённые – не люди, мы совершенно бесправны и нужны начальству лишь как бесплатная рабочая сила. Никому нет дела до реальных условий, в которых нас содержат. Когда попадаешь в колонию, теряешь всё – и свободу, и гражданские права. Остаются и приумножаются только обязанности.

Неожиданно в разгар работы надзирательница зачитывает фамилии трёх молодых женщин, которых срочно вызывают к начальству. Переглядываемся, пытаясь понять, в чём мы провинились…

Ищу глазами маму Любу в поисках хотя бы моральной поддержки. За два года, проведённые здесь, я так и не научилась быть сильной и отважной. Люба – моя поддержка, защита, жилетка и вообще как вторая мама. Она всегда стоит за меня горой. Но скоро у неё заканчивается срок – и мне придётся самой отстаивать себя и свои интересы. Думаю об этом времени с ужасом.

В кабинет начальницы колонии мы заходим все втроём: со мной две девушки, которые сидят за наркотики. Жмёмся друг к другу, понимая, что ничем хорошим вызов в этот кабинет никогда не заканчивается.

Но вместо ожидаемой грозы всех заключённых мадам Тихомировой за столом сидит мужчина среднего возраста. Перед ним – две женщины, явно чиновницы. Это и есть комиссия? А где же начальница?

Мужчина листает папку с документами, затем закрывает её и поднимает на нас глаза.

- Проходите, присаживайтесь.

Неуверенно опускаюсь на свободный стул. Страшно…

- Сначала представлюсь. Я – новый начальник колонии Иван Фёдорович Смоленский

Ничего себе! Вот это новость! Неужели бунт всё-таки не был напрасным? Впрочем, от той хоть было понятно, чего ждать. А этот может оказаться тем ещё кровопийцей. Разве нормальные люди идут на такую должность?

- Проверка колонии только началась, но решение о моём назначении уже принято. И пока тут работает комиссия, есть возможность внедрить у нас в колонии одно новомодное веяние.

  Он делает паузу, обводя глазами присутствующих, а у меня от волнения внутренности скручиваются всё туже.

- В ваших делах указано, что до того, как попасть сюда, вы были студентками университетов, причём учились на бюджете. Я бы хотел обеспечить заключённых конституционным правом получения высшего образования и могу попробовать добиться для вас возможности продолжить учёбу. Разумеется, дистанционно, не покидая колонии.

За два года я забыла, как это – быть студенткой. И совсем не представляю, как можно в наш распорядок дня вписать занятия, если даже на сон времени почти не выделяется.

- От вас требуется только принципиальное согласие. А дальше я запущу процесс согласований, он будет небыстрый. Потом ещё предстоит оборудовать помещение для дистанционных занятий, выбить необходимое техническое обеспечение. Так что речь, разумеется, не идёт о ближайшей перспективе. Но у каждой из вас есть запас времени, и я предлагаю использовать его с пользой.

Мы молчим. Очень трудно поверить, что с нами разговаривают, как с людьми, и что за заманчивым предложением не последует ответного требования, например, стучать на сокамерниц или иным способом сотрудничать с новым начальством. Всем известно, что руководство всегда формирует для себя сеть осведомителей.

- Вы же наверняка думаете о том, как будете жить после освобождения? – продолжает начальник. – Как планируете устраивать свою жизнь?