Увидев, что Харитон паркуется на укромной полянке, он понял, что тот просто хочет убрать с видного места машину, несомненно, намереваясь оставить ее здесь надолго.

Продолжая слежку, мужчина вскоре заметил, что диггер встретил кого-то в интернатском парке и завел разговор. Когда собеседники сели на лавочку, он занял наблюдательный пост позади них в лесных зарослях. Отсюда не было слышно, о чем идет беседа, но зато открывался отличный обзор, и мужчину это, по-видимому, вполне устраивало.

– И как оно бабахнуло! Как полыхнуло! Аж вся поляна у нас тут светом осветилась.

Мужичок, которого встретил Харитон во дворе интерната, оказался общительным и словоохотливым.

Разговорившись с ним, диггер вскоре выяснил, что это местный сторож и работает он здесь «почитай, спокон веку».

Чтобы как-то перейти к теме строительства и подземных коммуникаций, Харитон поинтересовался, отчего обрушился угол здания. Этим простым вопросом он вызвал у сторожа целую бурю эмоций, казалось, тот только и ждал возможности поговорить о наболевшем.

Выяснилось, что денег на содержание интерната выделяют мало, а руководство ворует, что здание дышит на ладан, ремонт делать не на что, что «на взятки комиссиям всяким» деньги находят, а на то, чтобы содержать в приличном состоянии коммуникации, средств не хватает.

Результатом всего этого, по словам сторожа, и явилась недавняя катастрофа. Крайне изношенное газовое оборудование в какой-то момент не выдержало нагрузок, и на первом этаже произошел взрыв.

– Хорошо еще, что ночью, – рассказывал сторож. – Оно ж на кухне рвануло, ночью там никого нет. Все повскакали сонные: куда, чего? Никто не понимает. Потом уж, как разобрались, выяснили. А комиссия побыла да уехала. Это, говорят, оплошность, человеческий фактор. Мы, говорят, ремонт сделаем, все наладим. Лучше прежнего будет. А когда они его сделают? Сколько уж разговору идет про этот дом. И в газеты писали, и делегации разные к нам приезжали. Все говорят, что не дело детей, да еще больных, в таком здании держать. А в результате – пшик. Поговорят-поговорят, да и забудут.

– А раньше что в этом здании было? – Харитон пытался вывести разговор на интересующую его тему.

– Раньше-то? Раньше тут вроде как санаторий был. Партийцы всякие отдыхали. А что, тут хорошо, тихо. Природа, опять же, воздух свежий. Вот они и приезжали сюда. Даже из Смоленска деятели бывали. А потом вот этот инвалидный дом поселили. Хуже, видать, ничего не нашли. Вот и маемся теперь.

– А вы не знаете… простите, я не спросил – как имя-отчество ваше?

– Мое-то? Кузьмич, – просто ответил сторож. – Иван Кузьмич. В нашем роду всех так кличут. Или Иван Кузьмич, или Кузьма Иваныч. По деду, то есть, старший сын называется. Спокон веку так уж ведется в роду-то у нас. Других и имен нет.

– Понятно. А вы, случайно, не в курсе, Иван Кузьмич, что здесь до санатория было? Раньше, еще до советской власти?

– Раньше-то? Да говорят, церковь какая-то была. Монастырь ли. Точно не скажу. А тебе зачем?

– Мне?.. – смутился Харитон, не подготовившийся заранее к такому вопросу. – Я… историю края изучаю. Церкви разные старинные, монастыри. Вот и хотел узнать.

– А-а. Что ж, наука – дело хорошее. Только тут, мил человек, я тебе не помощник. Не знаю я.

– А что, катастрофа эта сильно здание повредила? – снова обратился к первоначальной теме Харитон. – Или только стена обвалилась?

– Куда тебе – только стена! Оно, почитай, до корня все разметало. Мало, что на первом этаже все полы вышибло, так еще и подвал повредило. Он, котел-то, на полу ведь стоял. Который взорвался-то. Вот полы больше всего и пострадали. И на первом этаже, и в подвале даже. Всю штукатурку разметало. Ан оно и вышло, что правду говорят – нет худа без добра. Хотя и вреда этот взрыв наделал, но и польза от него оказалась.