– Молли и живет, если еще не умерла, – отозвалась Элсбет.

– Кто-то явно жив, раз в доме топится печь, – заметил Уильям.

Элсбет резко обернулась и прильнула к заднему окну.

– Стой! – крикнула она.

Сержант Фаррат задержался на крыльце Совета графства. Посмотрев на вершину холма, он оглядел улицу. Нэнси Пикетт опиралась на свою облезлую метлу перед входом в аптеку, Фред и Перл Бандл брели из бара навстречу сестрам Димм, Рут и Пруденс, которые стояли перед почтамтом. В своем кабинете на втором этаже советник Эван Петтимен взял чашку с кофе и повернул вращающееся кресло к окну, чтобы насладиться видом. Не успев сесть, он вскочил, пролил кофе и выругался.

Бьюла Харриден со всех ног неслась по узким улочкам и громким шепотом сообщала кумушкам-домохозяйкам, вышедшим на крохотные газоны в халатах и бигуди: «Она вернулась! Миртл Даннедж вернулась!»

Обитательница свалки Мэй Максуини наблюдала за своим сыном Тедди, застывшим посреди заднего двора. Тедди пялился на стройную девушку, чьи волосы развевались на ветру. Девушка, одетая в брюки, стояла на веранде хижины Чокнутой Молли. Мэй скрестила руки на груди и нахмурилась.

Сержант Фаррат стоял у стола, сосредоточенно высунув кончик языка. Он оценивающе провел пальцем по острым зубчатым лезвиям и начал резать ткань. Гинем легко захрустел под ножницами. Ребенком Горацио Фаррат жил с матерью в Мельбурне над лавкой модистки, а когда подрос, выбрал службу в полиции. Только после церемонии торжественного выпуска из академии Горацио решился подойти к начальству со своими эскизами и выкройками: он разработал новую полицейскую форму.

Констебль Фаррат немедленно получил назначение в Дангатар, где погода имела склонность к резким переменам, а в остальном все было тихо и спокойно. На радость местным властям, новый блюститель порядка оказался еще и мировым судьей и, в отличие от своего предшественника, не стал вступать в футбольный клуб или требовать бесплатного пива. Умея кроить и шить, сержант сам обеспечивал себя одеждой и головными уборами соответственно сезону. Брюки и пиджаки не всегда выгодно подчеркивали фигуру, зато существовали в единственном экземпляре. Сержант Фаррат с удовольствием надевал их во время своего ежегодного отпуска, но в Дангатаре носил исключительно дома. Он любил брать отпуск весной и проводить эти две недели в Мельбурне, делая покупки, посещая театры и модные показы в универмагах «Майерс» и «Дэвид Джонс». Тем не менее возвращаться в Дангатар было всегда приятно. Сад требовал заботы, да и вообще сержант Фаррат любил свой город, свой дом и свою работу. Он уселся за швейную машинку марки «Зингер», поставил ступни в носках на ножную педаль и начал шить, продвигая ткань юбки под стрекочущей иглой.

Гудки автомобильных клаксонов и нарастающее возбуждение зависли над стадионом. Молодые парни на трибунах пили пиво, мужчины постарше, в шляпах и серых пальто, толпились перед раздевалками, шумно выражая эмоции, и даже их жены сегодня оторвались от вязанья, чтобы поболеть за свою команду. В опустевшем буфете пирожки, оставленные разогреваться в духовке, сгорели дотла, а ребятишки, укрывшись за огромной кастрюлей с хот-догами, слизывали с пряников сахарную глазурь.

Толпа взревела, вновь загудели клаксоны: Дангатар повел в игре.

Шум и крики со стадиона в прозрачном воздухе пасмурного дня доносились и до привокзального отеля. Заслышав их, Фред Бандл принес еще стульев из сада. Когда-то организм Фреда был насквозь проспиртован, а кожа походила на тряпку, которой вытирают столы. Однажды он вышел из-за барной стойки и открыл люк в подвал, намереваясь принести бочонок пива. Фред потянулся за фонарем, шагнул назад и исчез – рухнул на бетонный пол подвала с высоты в три метра. Он принес бочонок, отработал смену до конца и закрыл бар, как обычно. Когда на следующее утро он не спустился к завтраку, Перл пошла посмотреть, в чем дело. Откинув одеяла, она увидела багровые, чудовищно распухшие ноги мужа, бывшего футболиста, которые напоминали теперь стволы эвкалипта. Врач диагностировал двойные переломы обеих бедренных костей. После того случая Фред Бандл завязал с выпивкой.