Конрад поджал губы и опустил голову. Черные волосы рассыпались по плечам.
Тиль промолчал. Затем поднял руку и положил ее на плечо товарища. Конраду захотелось напиться, но нужно было успеть собраться и выехать до темноты.
Трактирщик унес пустые кружки и по знаку Мосса принес еще.
Пивной хмель поднял из глубин души скорбные мысли о Кристине. И думы приняли вдруг совершенно неожиданный оборот. Конрад внезапно осознал, что уже целый год не был с женщиной. Невинные, почти платонические ласки, которыми он довольствовался последние месяцы с Кристиной лишь дразнили его мужское нутро. А поводом к внезапно проснувшемуся инстинкту стала сцена, наблюдаемая в углу харчевни, где еще молодой, но уже с седыми волосами на висках парень звонко ржал вместе с двумя размалеванными шлюхами не первой свежести над какой-то скабрезной шуткой. Обычно путаны боялись появляться в харчевне «На бровях», зная, что здесь собирается стража, но, видно, этим было все нипочем. Паренек выглядел уверенно, на его поясе болтался кошелек.
Конрад по привычке насторожился. Дело пахло воровством.
Прошептав Тилю на ухо о своих подозрениях, Таер стал исподтишка наблюдать за развитием ситуации.
Парень, судя по всему, был совсем «зеленый». Две дурнушки так околдовали его жеманными движениями и многочисленными объятьями, что тот раскис как гнилой овощ. Бутылка «Черной вдовы», купленной парнем, очевидно для смелости и бравады, стояла уже опустошенная. У стола стояла прислоненная к стене старенькая мандолина.
Конраду вдруг стало настолько противно, что он решил не вмешиваться. Пусть дурачок будет обобран до нитки. Это будет уроком ему. И стражник снова уткнулся в кружку, заливать пивом тоску. Тиль усердно ему помогал, и скоро обоим солдатам стала глубоко безразлична судьба молодого паренька.
Вдруг, сквозь бессвязную речь Тиля, пытавшегося приободрить Конрада, Таер услышал тихие мелодичные звуки. Медленно повернувшись, он, как в тумане, увидел, что парень, откинувшись на дубовой скамье, прислонился к стене и тихонько щиплет струны своей бандуры. Шлюхи устало облокотились на стол локтями, делая вид, что внимательно слушают. Они явно устали терпеть причуды клиента и ждали, когда же он напьется до потери сознания и потащит их, наконец, к себе. Вся небольшая публика, состоявшая из Конрада, Тиля, нескольких усталых стражей и трактирщика, бросили тихие беседы и свои дела и стали прислушиваться к песне. Конрад впервые слышал ее.
Звучат шаги во тьме полночной,
Тяжелым камнем на душе
Лежит сундук, что заперт прочно,
И не откроется уже.
Я знаю маленькую тайну,
В нем искра жаркого огня.
Я знаю, что мечом хрустальным
Придет любовь убить меня.
Голос у паренька, конечно, не являлся безупречным, но для неискушенного слушателя был более чем хорош. Главное было в том, с каким чувством, с какой глубиной парень переживал свою незамысловатую, но лиричную песню. Именно, не пел, а переживал! А то, что песня была совсем не знакома никому из присутствующих, было совершенно неважно.
Парень, закрыв глаза, старательно распевал припев:
Но счастлив тот, кто муку тяжкую изведал,