Глупо было бы рассчитывать на понимание со стороны бывшего коллеги. Между нами всегда была любовь как между коммунистом и буржуазией. Уж он-то оторвется на мне по полной. Не знаю, сколько я выдержу, но и становиться к стенке за чужую мокруху я не собирался…

Восторженно прорычав, майор потряс шлангом, извивающимся, как червяк, брошенный в лужу. Кажется, день закончится еще хуже, чем начался. А если бывший коллега переусердствует – еще и раньше, чем планировалось.

И в этот момент зазвонил телефон.

– Это кто там не дает мне с врагами народа бороться… – недовольно проворчал милиционер. – Да? – небрежно бросил он в трубку.

Внезапно Ковалев вскочил и выпрямился, лихорадочно застегивая левой рукой верхнюю пуговицу. Лицо приобрело неестественное испуганное выражение, посиневшие губы задрожали…

– Есть, товарищ полковник! Так точно! – отрапортовал он. – Будет исполнено, товарищ полковник!

Бросив трубку на аппарат, милиционер упал на стул и раздраженно сплюнул в мусорную корзину. Смерив меня печальным взглядом, майор достал папиросу из картонки "Гвардейских" и чиркнул спичкой. Руки взволнованно тряслись. Сломав две спички, он прикурил только от третьей.

– Не повезло мне, Котов, – вздохнул Ковалев. – Не я тебе зеленкой лоб намажу… велено передать тебя товарищам из МГБ.

Мои брови удивленно взметнулись вверх. МГБ? На кой черт я им сдался? Можно сказать, до этого момента день складывался относительно удачно. Да, попытали бы, расстреляли бы. С кем не бывает? У меня такое постоянно случается. А вот товарищи из МГБ – это уже серьезно. И ничего хорошего оно не сулило.

Кончик носа зачесался еще сильнее, но удовлетворить потребность я не смог. Руки оставались закованными за спиной.

– Давай перо, – предложил я. – Напишу тебе чистуху…

– Не-не, – замотал головой Ковалев, поперхнувшись дымом. – На кой черт мне теперь эта твоя чистуха сдалась? С тобой вообще не велено разговоры разговаривать!

– Сигарету, хотя бы, дай…

– Не положено!

Ждали мы недолго. Дверь распахнулась без стука и в кабинет вошли двое. Оба – выбриты до синевы, в одинаковые темно-серых костюмах, идеально отутюженных. Стрелки на брюках – что бритвы. Порезаться можно. Накрахмаленные воротники рубашек прямо слепили своей белизной, выдавая гостей из Москвы. Местные так не выделываются, чтобы не выделяться. А такого чекиста за километр видно.

Один, что постарше – худощавый. Высокий, с резкими, неприятными чертами лица, глубоко посаженными пронзительными глазами. Смотрел он ими, словно ощупывал. Я этот взгляд прямо кожей ощутил. И печенкой. Именно печень, обильно сдабриваемая алкоголем, подсказала, что ей сегодня достанется. И точно – не выпивки.

Второй, что помоложе – пониже. Но недостаток роста с лихвой компенсировался шириной плеч, пиджак на которых надулся, будто внутрь напихали воздушных шаров, бессовестно отнятых у детей в парке. Морда – круглая, угрюмая. Не отягощенная интеллектом. И короткая стрижка ежиком.

– Здравия желаю, товарищи… – вскочил майор.

– Тамбовский волк тебе товарищ, – оборвал чекист. – Этот?

– Этот, – поспешно закивал Ковалев. – Этот самый. Ух, вражина… я б его рожей к стенке и пулю в лоб длиннющей такой очередью, чтобы неповадно было!

– Ключи? – потребовал старший.

Трясущимися руками милиционер вынул из кармана ключ от наручников и вложил его в протянутую ладонь.

– Э! – возмутился я. – Товарищи! Вы, вообще, кто такие? Ковалев, ты чего? Даже документы не посмотришь?

– Климов, покажи человеку документы, – спокойным, ровным, каким-то усталым тоном, произнес высокий.

В ту же секунду я ойкнул от удара по печени. Удар хороший, поставленный. Чувствовался опыт. Я мысленно выругал свою интуицию за то, что в очередной раз не подвела меня. Могла бы соврать, подарить мгновение надежды…