– А где ж его найти, это согласие? – вздохнула Любава. – Когда вся жизнь уже расписана?

– Сама себе ее распиши, – твердо ответила Ярослава. – Никто, кроме тебя, не может решить, какой ей быть.

Пожилая женщина, баба Анисья, сидела на бревне и наблюдала за происходящим, качая головой. К ней подошла ее соседка, баба Агафья.

– Что, Анисья, не по нраву тебе нынешнее веселье? – спросила Агафья.

– Веселье-то веселье, да не к добру это все, – проворчала Анисья. – Больно уж разгулялась молодежь. Забыли про Марену, про уважение к старшим.

– Да ладно тебе, Анисья, – успокоила ее Агафья. – Молодость – она такая. Пусть радуются, пока есть возможность. Зима придет – навеселятся еще вволю.

– Зима… Зима – это время подумать, что сделали не так, – вздохнула Анисья. – Время вспомнить, что жизнь – не только праздники, но и труд, и забота.

Ярослава вздрогнула от неожиданного прикосновения. Жрец стоял рядом, его лицо, обычно исполненное торжественности, сейчас было усталым и мягким. Его слова, тихие и доверительные, застали ее врасплох.

– Убери здесь все, остатки костра в то же болото кинь, откуда мы пришли и помолись. Стар я уже, чтобы с молодежью утра дожидаться.

Девушка удивилась, она всегда сторонилась магии и всего, что с ней связано. Боялась неведомой силы, которая, как поговаривали, могла подчинить волю человека.

– Но… жрец, почему я? – испуганно прошептала она, пытаясь высвободить свою руку из его хватки. – Я… я не знаю, как убирать костер. И я боюсь… боюсь молиться Марене, – она оглянулась за подмогой к подругам, но и их след уже простыл. Они тоже боялись мощи Велеса, – Жрец, я помогу тебе, чем смогу. Но сама я… я не хочу ничего делать, тем более идти в темноте и тумане по болоту. А ежели Кощея повстречаю – погубишь ты меня.

Жрец покачал головой, глядя на нее с легкой укоризной.

– Марена – не только тьма и смерть, Ярослава. Она – и перерождение, и мудрость. Она может помочь тебе с твоим выбором, с твоими думами. Я вижу, что ты терзаешься сомнениями, что тебе тяжело сделать выбор. Помолись ей, Ярослава. Не бойся. Она может дать тебе то, что ты ищешь.

Он замолчал, выжидающе глядя на нее. Ярослава чувствовала, как между ними нарастает напряжение. Она не хотела, боялась, но жрец смотрел на нее так проницательно, словно видел ее насквозь, знал о ее внутренних терзаниях, о ее нежелании покориться судьбе.

– Но я не умею молиться Марене! – взмолилась она. – Я… я не знаю, что говорить.

– Не нужны сложные слова, Ярослава, – ответил жрец. – Просто скажи ей, что ты хочешь. Открой ей свое сердце, выскажи свои сомнения и страхи. Она услышит. И помни, что главное – это искренность. Марена не терпит лжи.

Жрец отпустил ее руку и отошел на шаг.

– Я не буду тебя заставлять, Ярослава. Выбор за тобой. Но подумай о моих словах. Иногда, чтобы найти свой путь, нужно заглянуть в самую темную бездну.

И тут из-за покосившейся изгороди вынырнул Добрыня. Он был одет в нелепый, цветастый колпак, украшенный бубенцами, и огромные, стоптанные лапти. На шее болтался какой-то музыкальный инструмент, похожий на волынку, но сделанный из тыквы и сушеной змеиной кожи.

– Эге-гей! Ярославушка! – прогрохотал он, приседая в глубоком поклоне, отчего бубенцы на колпаке зазвенели, как стая встревоженных птиц. – Чего это ты тут у нас загрустила, словно кислая капуста в бочке? Небось, опять с этим старым хрычом, жрецом, беседу ведешь? Он тебе, случаем, не напророчил трех козлов в мужья?

Ярослава невольно улыбнулась. Добрыня всегда умел разрядить обстановку.

– Добрыня, не до козлов сейчас, – ответила она, вздыхая и пряча лицо.