Схема его поведения выглядела так: плохой папа мешает заняться сыну сексом с понравившейся девочкой, а мама в это время должна защитить сына от отца. Чтобы заняться сексом, папу следует на всякий случай всяческими способами устранить. Устранять следует на момент самого секса. Иначе он не позволит заниматься интересным делом, да еще накажет. А может и отберет игрушку. А после секса, папа должен появиться и расстроиться, что девочку увели. Здесь в ход Гоша пускал «маму», которую виртуозно стравливал с Заром – «папой». И, пока они выясняли отношения, пробовал соблазнить избранницу. Но если «папа» в Заре исчезал, то и весь интерес к помеченной барышне также исчезал. «Мама», включив материнский инстинкт, отстреливала «папу». Чтобы подсадить властную женщину на материнский инстинкт уничтожения отца, Гоша методично втирался к ней в доверие и всячески старался продемонстрировать свою беззащитность перед деспотичным учителем.

Ник замечал, что Зар иногда сознательно путает роли. Он вдруг исчезает из роли лидера – отца и тогда, весь так тщательно собранный и отрепетированный спектакль, рассыпается в пыль. Выпадающие из Гошиного ролевого театра люди, с недоумением таращатся друг на друга, размышляя:

– Что это со мною было? Что за морок нас накрыл?

Светозар говорил Нику:

– Если я уберу Гошу из своего поля, то таких Гош разведется тысячи, а так я понимаю, как обстоят дела с групповой кармой. Это позволяет мне создавать новые методики для разрешения подобных вопросов с другими людьми. Да и для любой группы необходим деструктор, который сам по себе является чёрным учителем. Глядя на него, легче видеть, как не следует делать. Да и ни одной мелочи он не упустит. Любой мой промах будет виден как на ладони. Если бы Гоши не было, то деструкторов было бы больше, а так все они в одном лице.

Вачума

Я свой сын, свой отец, свой друг, свой враг.

Я боюсь сделать этот последний шаг.

Уходи день, уходи, уходи в ночь.

24 круга прочь, 24 круга прочь,

Я – асфальт.

Я – асфальт… Я – асфальт…

Я – асфальт… Я – асфальт…

Прочь, я – асфальт.

Прочь.

Виктор Цой

В полузабытьи медитации на движение, всплыли яркие эпизоды встречи с Матерью. Ситуация была подходящей. Горная болезнь, бредовое состояние, упадок сил. Я возвратился в своей памяти к шаманскому ритуалу Вачуме.

…Глаза анаконды смотрели, не мигая, в упор. Глаза в глаза. Мое тело захватывалось и сдавливалось кольцами вачумы. Кундалини пробуждалась под воздействием яда наркотика. Духовное тело роптало насилию и пробовало сопротивляться. Оно говорило, что «мать» и «сын», это хорошо, но без «отца» нельзя. Без «отца» этот дуэт играет на уничтожение рода. Дух проявился в образе ягуара. Когда он подходил, окрестные кусты и трава не шелохнулись. Ягуар понимающе посмотрел на меня, беззвучно зашипел в знак приветствия и прыгнул вперед. Это я – осознанный и в своем праве, прыгнул на себя – чудовищно сильного в своем бессознательном безумии. Зрелище битвы разыгралось на внутреннем экране настолько реалистично, что я скованный по рукам и ногам ядом, стал невольным участником битвы. «Отец» и «Мать» бились насмерть…

Я был одновременно собой, вачумой, анакондой, ягуаром и отцом с матерью. В памяти всплыли школьные знания, что ягуар стоит на вершине пищевой цепочки и анаконда для него пища. Однако, как победить такую чудовищную махину убийства? Тело уже полностью онемело и не могло шевелиться. Контроль сознания ускользал. Другие участники процесса расползлись по поляне кто куда и, по-видимому, были полностью захвачены процессом. Тела их выглядели тряпичными куклами, из которых выкачали жизнь и забрали смысл служения своему хозяину. Люди переживали яркие образы внутренних видений и сами становились вачумой. В кустах кто-то еще пробовал эвакуировать из себя наркотик через рвотный спазм. В это время анаконда переключилась на ягуара и пробовала утопить его в реке.