– Чаю тебе предложит, – продолжил после паузы монах-ребенок. – Да не моргай ты, а слушай! Чаю, говорю, предложит – так ты не бери, а взял, так не пей! Понял?! Обвинят в незнании этикета и животной грубости, после чего выпрут взашей! Отойди себе смирненько в уголок, там тумба стоит, с фигурками и бумажными деньгами… ну, низенькая такая!..

– Алтарь предков, – машинально поправил Змееныш, на этот раз действительно удивясь: не столько тому, что малыш так осведомлен в делах патриарших, сколько его последним словам про алтарь предков.

Да любой сопливый мальчишка в любом селении никогда не скажет про известное с рождения священное место: «Тумба… с фигурками и бумажными деньгами…»

– Точно, – обрадовался Маленький Архат, выплевывая свою травинку Змеенышу под ноги. – Короче, поставишь туда чашку, поклонишься, после повернешься и поклонишься еще и патриарху. Потом жди. Выпьет глава Шаолиня свой чай – считай, все у тебя в порядке, можешь зваться монахом. Дошло?

– Дошло, – кивнул Змееныш. – А что ж это ты, преподобный…

Лазутчик колебался. Одну ошибку он уже совершил, когда вытаскивал этого непонятного ребенка из Лабиринта Манекенов; и сейчас ему очень не хотелось ошибиться во второй раз. Сделай он вид, что вчерашней ночью ничего не было, кроме грозы, и вся юношеская личина Змееныша мигом начнет трещать по швам и лопаться – мальчишка умен, как бес, и сразу поймет, что пухлогубый юнец-кандидат не должен бы уметь держать язык за зубами. Особенно окажись сей юнец в завидной роли спасителя. Затей же лазутчик разговор о вчерашнем происшествии, начни интересоваться похождениями Маленького Архата, и это неизбежно потянет за собой повара Фэна и самого Змееныша, преследующего уродливого монаха с диском под мышкой.

– Чего это я шляюсь у источника, когда остальные сидят в медитации под навесом? – ухмыльнулся Маленький Архат, и лицо его на миг стало совсем глупым, но только на миг, так что Змееныш не понял: притворялся его собеседник или на самом деле обладал способностью прыгать от глупости к мудрости, как лягушка от лужи к луже?

Вон одна, зеленая, в пятнах, скачет, радуется… точь-в-точь Серебряная Жаба на Луне, когда тучи от нас ее дворец закрывают!..

– Понятное дело. – Мальчишка не спеша подошел к одной из бадеек (коромысло давно уже стояло у ног Змееныша), опустил детские ладошки внутрь, где на донце оставалась лужица воды, и каким-то безмерно усталым жестом ополоснул лицо. – Какой же я Маленький Архат – я просто маленький нахал! А может, меня, человеческого детеныша, их святейшество патриарх всем сердцем возлюбил?! Может, великий наставник Закона в нем, то бишь во мне, души не чает?! И позволяет то, чего другим ни-ни! Что скажешь, парень?

– Ты… – запнулся Змееныш, не очень хорошо уяснив смысл слов «человеческий детеныш» в применении к Маленькому Архату, а также отметив про себя крайне странный титул для патриарха Шаолиня – «его святейшество».

Но раз начал говорить, надо договаривать; тем более сплетни о неприглядных эпизодах личной жизни монахов уже давно раскатились горохом по всей Поднебесной.

– Ты его мальчик для удовольствий?

И Маленький Архат не обиделся.

Только плеснул остатками воды в физиономию Змееныша.

Незло плеснул, играя; но играя не по-детски.

– Для удовольствий, – кивнул монах-ребенок, и лед его глаз немного оттаял, потек по краям голубыми разводами. – Только не для тех, о каких ты подумал.

Вдруг он сорвался с места и побежал к ступеням, ведущим к монастырской кухне.

Остановился на третьей снизу, со щербиной посередине, и негромко бросил:

– Послезавтра Фэн-урод снова пойдет диск к Лабиринту примерять. В то же время, ночью. Ты его не бойся, он когда в подземелья идет, ничего вокруг себя не видит, не слышит! Ты другого бойся…