Алия рассказывала ему, как в единый страшный миг она обрела сознание, как в память ее хлынули все несчетные жизни, которые мгновенно проживала тогда ее мать.

– Я была и нашей матерью, и всеми остальными сразу, – говорила она. – Еще не доношенная и не рожденная, я стала старухой.

Алия почувствовала, что Пауль думает о ней, и улыбнулась брату. Выражение его лица смягчилось. Действительно, на Корбу нельзя смотреть без улыбки, подумал он. Что может быть забавнее воина-смертника, ставшего жрецом?

Стилгар зашелестел бумагами.

– Если повелителю угодно, – обратился он к Паулю, – рассмотрим срочные дела, не допускающие промедления.

– Тупайльский договор? – спросил Пауль.

– Гильдия требует, чтобы мы подписали его вслепую, не имея информации об истинном расположении планет Тупайльской Антанты, – проговорил Стилгар. – Кое-кто из делегатов Ландсраада поддерживает их.

– Что в этом неотложного? – спросила Ирулан.

– Это решает мой Император, – отвечал Стилгар. В строгой формальности ответа консорт-принцесса услышала всю его недоброжелательность по отношению к ней.

– Мой повелитель и муж, – обратилась Ирулан к Паулю, требуя внимания.

Подчеркивать различия в титулах в присутствии Чани, подумал Пауль, – это слабость со стороны Ирулан. В подобные минуты он вполне разделял неприязнь Стилгара к принцессе, хотя сочувствие и умеряло эмоции. Бедная пешка в руках сестер Бене Гессерит.

– Да? – ответил Пауль.

Ирулан бросила на него взгляд.

– А если задержать отгрузку меланжи?

Чани неодобрительно покачала головой.

– Мы действуем с осторожностью, – ответил Пауль. – Тупайле остается местом убежища для потерпевших поражение Великих Домов. Это символ последней надежды, последний приют для всех наших подданных. Если место нахождения убежища становится явным – оно перестает быть безопасным.

– Раз они умеют прятать людей, – пробасил Стилгар, – значит, прячут еще что-нибудь. Армию, например, или попытки развести песчаного червя…

– Нельзя загонять людей в угол, – произнесла Алия, – если ты хочешь, чтобы они соблюдали мир. – К собственному прискорбию, она оказалась вовлеченной в общий спор.

– Значит, десять лет переговоров ушли впустую, – произнесла Ирулан.

– Никакое действие моего брата не совершается впустую, – ответила Алия.

Ирулан взяла стилос[1], костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Пауль видел, как она боролась с эмоциями методом Бене Гессерит: ушедший в себя взгляд, ровное дыхание. Он едва ли не слышал, как твердит она слова литании. Наконец она произнесла:

– И чего же мы добились?

– Нам удалось вывести из равновесия Гильдию, – ответила Чани.

– Необходимо избежать явной конфронтации, – подчеркнула Алия. – У нас нет желания убивать. Знамя Атрейдесов уже достаточно запятнано кровью.

Она понимает, думал Пауль. И почему только они с такой симпатией и ответственностью относятся к этой вздорной вселенной, обители драчливых идолопоклонников, к ее бурным восторгам и тихому блаженству покоя? Может быть, мы должны защитить людей от них самих, подумал он. От ничтожных занятий и пустой болтовни. Они требуют от меня слишком многого. Горло его перехватило. Сколько будет еще потерь? Сыновей, надежд? Стоит ли всего этого будущее, открывшееся ему в видении? Кто в далеком будущем напомнит живущим: если бы не Муад’Диб, вас не было бы!

– Отказом в меланже ничего не достигнешь, – произнесла Чани. – Просто навигаторы Гильдии потеряют способность ориентироваться в пространстве и времени. А твои гессеритки не смогут отличить правду от лжи. Многие просто умрут до срока. Расстроятся коммуникации. И кто будет виноват в этом?