– И что, по-твоему, в случае экспоненты нас ждет в точке «омега»?

– Сейчас объясню. Еще сто лет назад главной ударной силой служила кавалерия, как это было и во времена фараонов. А что сейчас происходит? Технологии обновляются у всех на глазах. Я уже два года не пользуюсь печатной машинкой, все печатаю на компьютере! А ты знаешь, что граммофонные пластинки совсем перестали производиться, что теперь только компактные диски?! Темпы прогресса впервые оказались соизмеримы с продолжительностью человеческой жизни, то есть с тем, что можно назвать микроисторией. Но именно поэтому нельзя ожидать, что прежние темпы ускорения сохранятся. Нельзя же всерьез думать, что новейшие изобретения начнут сыпаться на нас с интервалом в наносекунды. Ты не думаешь, что при смене масштабов должны меняться также и закономерности?

– Как в физике…

– Но это не знаменует конца, это знаменует начало чего-то нового и небывалого. Как человека доисторического сменил исторический, так его самого уже очень скоро сменит постисторический человек…

Я было начал рассказывать Андрею о том, что евреи представляют ситуацию близким образом, что, согласно Гемаре, история будет продолжаться только шесть тысяч лет, до 2240 года, а потом наступит загадочный Восьмой день, но в этот момент раздался звонок в дверь.

Андрей бросил папку на стол, но она соскользнула, и все листы разлетелись по полу.

– Это мои друзья, – пояснил Андрей, перешагивая через свое исследование, – Вместе в институте учились. Он – православный, в семинарию собирается поступать, а она – сам сейчас увидишь…

***

Андрей открыл дверь. Вошли двое: он – крупный, длинноволосый, широко улыбающийся парень; и она – существо неземное. Не знаю как еще сказать. Бывает женская красота, неземная природа которой столь бьет в глаза, что ее описывать – это то же самое, что описывать мистическое явление. Все заведомо не то. Что-то в ней было лебединое, какая-то грациозность, пластичность, и еще поражала в ней какая-то прозрачность лица, как будто бы оно сгустилось из воздуха. А может быть, это просто зовется женственностью, которая проступает во всем. Но и этого, видимо, мало. Надо, чтобы еще человек был, чтобы яркий человек в этой женственности проступал…

Увидев ее, я как-то сразу стал ждать, чтобы она что-то произнесла. Казалось, что все в ней должно быть неземным, казалось, что и ее суждения будут так же поразительны, как ее внешность.

Андрей нас представил. Будущего семинариста звали Семен, его очаровательную спутницу Катей. Исчезающе хрупкая воздушная девушка и бросающий на нее робкие взоры крупный, прочно стоящий на ногах крепкий мужчина являли собой странное противоречие.

– А мы о вас наслышаны, – прогудел Семен густым сочным басом, с силой пожимая мне руку – вы семинарист, не так ли? Мы с вами коллеги в каком-то смысле.

– Так вы учитесь в семинарии?

– Еще нет, но я много готовился и в ближайшее время намерен экзаменоваться.

Мы зашли в комнату, и Семен своим громовым голосом и удивительной подвижностью заполнил все пространство, отчего комната вдруг показалась маленькой и тесной.

– Чем это вы тут занимались? – поинтересовался Семен, глядя, как Андрей собирает с пола разбросанные листы с таблицами.

– Да я тебе уже это показывал, – отмахнулся Андрей. – Темпы ускорения прогресса.

– Помню, помню, – весело отозвался Семен. – Точка «омега» у тебя там слишком гуляет… Титрование – это вообще искусство.

И он громко засмеялся, похлопав Андрея по плечу.

– Ой, ландыши! – произнесла свои первые слова Катя. Голос у нее был тихий и слегка хрипловатый. Она подошла к столу и наклонилась над букетом.