Приготовить штук пять газет. Остро отточенные карандаши. Что еще? А ничего! Вперед.

«Юбка средней длины?» – Миди.

«Лучшая часть чего-нибудь?» Чего же это? Мясной вырезки? Души? Общества? Начинается на Ц. Значит, Цвет.

«Туркменский поэт и ученый, автор поэмы «Бехишт-наме»?» – Азади, разумеется.

«Рыба семейства тресковых?» – Навага. Что дальше?

«Подстрекатель, зачинщик мятежа, по Далю?» – Ишь, какой прогрессивный человек это составлял. На Даля ссылается. Ответ: агитатор. А ведь по советским понятием какое позитивное слово было… Только и знали, что агитировать.

«То же, что конница?» – Сколько букв? Ка-ва-ле-рия. Подошло.

«…Значит, они отключили электричество, – думал Потемкин, заполняя клетки кроссворда. – Уже выяснилось – главный щит находится рядом со столярным цехом и не охраняется. Они вынесли Чашу в футляре. Скорее всего, воспользовались микроавтобусом Амилкара – завтра надо проверить автомобиль внутри, может быть, остались какие-то следы. Но как вывезти Чашу? Камеры работали исправно, все ворота были под полным контролем, никто не выезжал.

«Глупость?» Из двенадцати букв… Много… Что-нибудь покороче о глупости – пожалуйста! Чушь, например. Или ерунда. Идиотизм… Не проходит, слишком коротко. Но чтобы двенадцать? Хотя – вот: безмозглость. Годится. Проходит.

«Проходит у тебя безмозглость в кроссворде, господин Потемкин. А в жизни – нет, не проходит», – думал Потемкин, откладывая карандаш. Он был поражен очевидностью догадки и собственной слепотой.

Который час? Немедленно одеться – и в парк, надо успеть, пока еще не совсем поздно. Если догадка верна, если повезет…

На служебном входе переговорное устройство долго не отзывалось. Но ответили наконец. Потемкин поднес к камере круглосуточный пропуск, подписанный Грейслиным, и проволочные ворота нехотя отворились.

Потемкин знал, куда едет. Сейчас ему не нужен был ни музей, ни дворец, ни помещения охраны… По нижней аллее он взял в почти полной темноте курс на запад, миновал производственные помещения и выехал на простор парка. Да, ночью все это выглядело совсем иначе, чем днем, но Олегу было не до ночных страхов и ночных красот. Он должен был проверить свою догадку – все остальное подождет.

И вот он в западной части кладбища, у ограды, за которой почти вплотную к парку стоят трехэтажные жилые дома. Очевидно, это не кондоминиумы, а здания, где жилье сдают внаем. Вон чуть подальше, на балконе второго этажа, – большой плакат: «Сдается квартира с одной спальней. Цена – от 900 долларов. Один месяц – бесплатно…»

Тут, только тут должна была произойти передача Чаши – больше негде. И неужели же никто в это время не вышел на балкон? Свежим кладбищенским воздухом подышать, покурить, наконец? Олег вышел из машины и неторопливо пошел вдоль ограды, глядя на дома – совсем близкие, просто рукой достанешь. И увидел на балконе метрах в двадцати тлеющий огонек сигареты.

– Добрый вечер! – поздоровался Потемкин.

– Вечер! – прозвучало с балкона. Курильщик был удивлен и не скрывал этого.

Калифорния – страна южная, конечно, но отнюдь не Италия. Разговоры с улицы на балкон? Такого Потемкин здесь не видел. Но сейчас выбирать не приходилось.

– Сэр, вот мои документы… Я понимаю, вы их сверху разглядеть не можете. У меня к вам убедительная просьба – спуститесь, мне очень важно вас о чем-то спросить. Тут, кстати, и документы будут ясно видны.

Человек на балконе колебался только мгновение.

– Ладно, спущусь. Но тут же нет ворот…

– Не важно… Я просто не хочу, чтобы нас слышали. Разговор доверительный.

Конец ознакомительного фрагмента.