Лайон связался с электросетью – перерывов в снабжении района энергией в ту ночь не было. Значит, электричество отключили здесь, внутри парка. А вместе с электричеством отключилась и сигнализация музея, и внутренняя сигнализация Чаши – это уж проверял сам Потемкин – нет, сигнализации с автономными источниками питаниями к Чаше подведено не было.

Тогда становится ясным примерный механизм действий участников похищения, да и время проясняется – сразу после полуночи. Вездесущий О’Рэйли нашел специальное записывающее режим питания устройство в одном из дорогостоящих индивидуальных мавзолеев парка, и тогда стало ясно: электричество на «Изумрудных Лугах» было отключено в двенадцать ноль семь после полуночи, а включение произошло через семнадцать минут, в двенадцать двадцать четыре. Времени вполне достаточно, чтобы отсоединить футляр с Чашей от постамента и вынести его из музея.

«Что же дальше?» – думал Потемкин, разглядывая склон, где одна к другой теснились в траве плиты недорогих захоронений. Сейчас этот склон был усыпан цветами – букетами, горшочками, вазами… И еще вертушками, которые тихо жужжали на ветру, и американскими флагами. Эрик Редвуд рассказывал Потемкину, что так бывает после каждого праздника. И по числу этих цветов можно, проезжая по парку, видеть, в каком секторе шли в последнее время самые активные захоронения – потому что чем свежее потеря, тем чаще посещают могилу, чем дальше отодвигается дата ухода близких – тем реже на могилу приходят. Так было, так будет… Закон жизни.

Потемкин выехал на площадь перед музеем и дворцом, где хранилось гигантское полотно «Распятие». Сейчас семь вечера, совсем светло, но парк уже закрыт, и посторонних тут не должно быть. Огромная площадь перед дворцом пуста, но три автомобиля все же есть – микроавтобус и два седана – старая коричневая «Хонда» и новенький «БМВ» – это, видимо, Айлин Меттль еще не уехала. А если она здесь, самое время заглянуть к ней на минуту.

– Ничего, если отвлеку ненадолго?

Айлин подняла голову от бумаг.

– Это вы? В такое время?

– У меня теперь круглосуточный пропуск, – сказал Потемкин серьезно. – Иначе ваша охрана задержит…

– А чего вы смеетесь? У нас охрана, как я слышала, одна из лучших в стране.

– А я и не смеюсь. Но хочу поделиться с вами секретом… – Потемкин прекрасно знал, что, сообщая Меттль то, что он собирался сказать, он мог бы с тем же успехом объявить это по громкой связи. Только громкую связь кто-то услышит, а кто-то нет, а то, что доверительно расскажет своим сотрудникам Айлин, немедленно будет передано из уст в уста. Итак… – Секрет простой, – продолжал Олег, внимательно наблюдая за собеседницей. – И состоит он в том, что представитель вашей доблестной охраны находится в тесных дружеских отношениях с представительницей вашего музея.

– Вы о Мартине, что ли? И о Джинне? Тоже мне, секрет. Об этом у нас не только весь персонал знает, но, кажется, и все покойнички. – Меттль наморщила нос. – Джинна – хороший сотрудник, у меня к ней по работе претензий почти нет… Ну если есть, то незначительные. Но она – женщина яркая и любит внимание. И пользуется этим вниманием…

Айлин сняла очки, помассировала виски двумя руками.

– Меня это как бы не касается, постольку-поскольку не отражается на работе. Но тем не менее… Мне бывает трудно.

– Что вы имеете в виду?

– Понимаете, когда у моей подчиненной благоуханный роман с охранником – это одно дело. А когда одновременно у нее не менее благоуханные отношения с одним из руководителей нашей компании – это уже другое. Как вы понимаете, когда моя подчиненная спит с руководителем корпорации… Она ведь наверняка считает, что она, эта подчиненная, и сама в какой-то степени мной руководит? И кто знает, может быть, она действительно права?