Разумеется, ни для кого не было тайной, что Сеян не отличался добродетельным поведением в роли мужа. История его женитьбы и развода с Апикатой ясно показали, чего стоит этруск. Но до недавнего времени он всячески пытался доказать окружающим, и Тиберию в особенности, что их с Ливиллой связывает великая любовь, основанная на общем горе по дорогому Друзу. Или он решил, что мнение принцепса ему уже не важно?

И почему только она не родилась где-нибудь подальше от Рима, среди засеянных пшеницей равнин, виноградников или лесных полян, в стороне от всей этой мерзости?

Мессалина не раз слышала дома обрывки разговоров, которые могли навлечь на ее семью большие неприятности. Лепида не выносила Сеяна, стараясь, по возможности, избегать с ним общения, а если уж приходилось вести с префектом разговор, то мать становилась подчеркнуто вежливой, что было не менее оскорбительно, чем откровенная дерзость. И вот теперь дочери приходится расплачиваться за материнский снобизм. Веселенькое дело, ничего не скажешь.

Лепида оказалась как всегда права. Не успела следовавшая за хозяином дома Мессалина скрыться в глубине коридора, как сильные мужские руки рванули с нее платье с такой силой, что сломали фибулу, скреплявшую на плече ткань, так что когда, спустя почти час они вернулись в пиршественный зал, вместо красивой застежки левое плечо девушки украшал грубый узел. Увидев его сестры Калигулы захихикали и принялись шушукаться между собой, а он сам с таким выражением лица облизнул свои узкие губы, что Мессалину начало подташнивать от омерзения. Славившаяся злоязычием Агриппина что-то прошептала, склонившись к уху брата, и тот расхохотался лающим смехом, бесцеремонно разглядывая жертву Сеяновского сладострастия. «Ну, погоди, Агриппина, я тебе еще отомщу!», – мелькнуло в голове Мессалины. С тех пор непримиримая вражда разделила этих двух незаурядных женщин, повлияв на судьбу Рима.

Посидев для приличия еще несколько минут, Лепида величественно поднялась, поманив за собой дочь.

– Благодарю тебя за приглашение, префект. Вечер был просто чудесный. Надеюсь теперь видеть тебя с Ливиллой и дочерью у себя в гостях. Мой дом, конечно, не столь роскошен, как твой, но я постараюсь, чтобы ваш визит тоже запомнился всем надолго. – Она чуть склонила голову, не обращая внимания на бесцеремонный смех Калигулы.

Никто не стал их задерживать, и скоро мать с дочерью, облегченно вздохнув, забрались в родные носилки. Рабы привычно вскинули брусья себе на плечи и бодро зашагали домой, унося хозяек подальше от Палатинского холма.

– Ну и как все прошло? – Поинтересовалась Лепида, едва успев опустить легкие занавески, чтобы загородиться от взглядов случайных прохожих. – В подробности можешь не вдаваться.

– Все как ты говорила, – Мессалина утомленно закрыла глаза и откинулась на подушки.

– И..? – В материнском голосе послышалось нетерпение. – Я думала, вы вернетесь быстрее.

– Префекту так понравилась беседовать со мной о скульптуре Фидия, что мы дважды возвращались к этой важной теме, – хмыкнула Мессалина, приоткрыв один глаз, чтобы видеть выражение лица матери.

– И его ничего не удивило? – В голосе Лепиды послышалось легкое разочарование.

– Боюсь, матушка, что твои усилия вчера пропали втуне. Он был настолько нетерпелив, что даже не дал мне снять платье, и, похоже сам толком не понял, что произошло. А когда второй раз принялся за дело, то я имела полное право сказать, что он сам лишил меня девственности. Не уверена, что мой довод был слишком веским, но, похоже, что он предпочел мне поверить – так приятнее его самолюбию. Во всяком случае, он был так любезен, что вместо сломанной застежки он подарил мне вот это, – и девушка достала из-за пазухи тяжелое золотое ожерелье с тремя огромными изумрудами.