Поза XIV называется «Мессалина». Мы в римском борделе, и Мессалина – владычица мира, жена императора Клавдия – лежит навзничь на ложе с ножками в виде львиных лап, переодетая в обычную проститутку. Мы почти не видим лица анонимного мускулистого клиента, готовящегося проникнуть в нее, но это и неважно. Нога Мессалины лежит у него на плече, а рука – на спине, притягивая его к себе. Гравюра иллюстрирует знаменитый пассаж из написанной в начале II в. н. э. шестой сатиры поэта Ювенала, в которой он утверждает, что императрица, отчаянно стремясь утолить свое ненасытное сексуальное влечение, дожидалась, пока ее муж уснет, а затем изменяла внешность, надев белокурый парик и плащ, и ускользала из роскоши Палатинского дворца на темные улицы Рима, к убогому лупанарию{2}. Там она, голая, в тесной каморке, душной и вонючей, «всем отдавалась под именем ложным Лициски», означающим «маленькая волчица». «Ласки дарила входящим и плату за это просила», лишь поутру, когда поднималось солнце и сутенер начинал ворчать, она нехотя уходила. Она возвращалась во дворец грязной – покрытой потом любовников и сажей от дешевых масляных ламп – и более счастливой, но все еще, как утверждает Ювенал, не вполне удовлетворенной.

Текст, сопровождающий гравюру XIV, описывает невероятную сексуальную жизнь героини. Мессалина, говорится в нем, переспала с каждым преторианцем во дворце своего мужа; более того, во всем Риме трудно было найти мужчину, который не мог бы похвастаться, что поимел императрицу. В нем утверждается, что она не задумываясь убивала мужчин, когда им, истощенным ее бесконечными требованиями, уже не хватало выносливости или искусства, чтобы удовлетворить ее. Рассказ заканчивается утверждением, что имя Мессалины бессмертно; оно будет жить в веках как обозначение женщины, ненасытной в своих сексуальных аппетитах и непревзойденной в своей репутации развратницы{3}.

По крайней мере, в этом отношении Дидо не ошибся. В течение столетий после казни Мессалины в 48 г. н. э. ее имя стало метонимом нимфоманки, femme fatale, женщины, осмеливавшейся выражать сексуальное желание. В иллюстрированном средневековом манускрипте из Франции мы видим, как удивительно расслабленная Мессалина, горящая в пламени вечного проклятия, ведет яростный спор с императорами Калигулой и Тиберием о том, кто из них больше нагрешил. Французские революционные памфлетисты порицали Марию-Антуанетту как новую Мессалину, а о ее сестре Марии-Каролине, могущественной королеве Неаполитанской, один блюститель нравов говорил, что она соединила в себе «всю похотливость Мессалины и нетрадиционные склонности Сапфо»{4}. В одном из пригородов Британии в 1920-е гг. некая женщина, осужденная за то, что она подговорила любовника убить мужа, была увековечена как «Мессалина предместий», а в 1930-е гг. табачная компания Player's Cigarette выпустила сигаретные карточки (в серии «Знаменитые красавицы») с изображением Мессалины с накрашенными губами: она раскинулась на кушетке в платье, спадающем с одного плеча, и, демонстрируя неприкрытое высокомерие, хладнокровно выливает бокал вина на пол. Афиша к фильму 1977 г. «Мессалина, Мессалина!» изображает императрицу в тунике с таким глубоким вырезом сзади, что обнажены ягодицы; его слоган обещает зрителям «разнообразные амурные приключения самой ненасытной пожирательницы мужчин». Мессалина стала архетипической «дурной женщиной», чудовищным олицетворением мужских фантазий и мужских страхов.

Наследие Мессалины в западном культурном сознании едва ли удивительно, учитывая, как о ней писали в античных источниках. После казни императрица подверглась «проклятию памяти» (